Между Призраком и Зверем

  Глава 1.
  Тихий треск светильников был единственным звуком, хорошо различимым в абсолютной тишине библиотеки. Маленькие язычки пламени с трудом разгоняли полумрак, расползавшийся по дальним уголкам. Даже мышь не скреблась возле норы, где я ежедневно оставляла кусочек сыра.
  Подняв голову от старой книги, которую требовалось заново переплести, я прислушалась к едва различимому звону. Странный шум нарастал, заставляя испытывать безотчетную тревогу.
  — Директор, это вы? — спросила негромко.
  Обычно допоздна засиживалась я одна, все остальные стремились вернуться домой в конце рабочего дня. Только начальник изредка составлял мне компанию, но именно сегодня он планировал уйти пораньше.
  Откуда исходил звук, если библиотека была пуста, не считая двух охранников, дежуривших у главного входа?
  Я выпустила из рук книгу и осторожно пошла на источник шума, держась поближе к стеллажам. Звон доносился со стороны главной арки. Прижавшись к полке с книгами, я выглянула из-за угла.
  В центре пола, возле мозаичного круга, плясали тени. Они двигались сами по себе, поскольку отбрасывать их на пустом пространстве было нечему. Сплетались, расплетались, спутывались, точно клубок, ползали, удлинялись и снова сжимались, как вдруг в полумраке круглого зала из ниоткуда возникли две фигуры.
  Я вздрогнула, когда они появились точно в центре. Не наблюдай за явлением собственными глазами, никогда бы не поверила, что можно шагнуть из пустоты.
  Один человек был очень высок, он сжимал в руках отчаянно сопротивлявшегося толстенького коротышку. Тот бился, как муха в паутине, но не мог вырваться из стального захвата.
  Все это продолжалось лишь несколько мгновений, до секунды, когда высокий мужчина убрал ото рта второго ладонь, и библиотека огласилась истошным воплем, который тут же захлебнулся в хрипе и жутком бульканье. Мой полный ужаса вскрик вырвался раньше, чем успела зажать себе рот, а низенький человечек медленно осел на пол.
  Убийца, державший в руках окровавленный кинжал, резко вскинул голову, и мое желание немедленно укрыться за стеллажом рассеялось как дымка. Я замерла, точно кролик перед удавом, почувствовав на себе леденящий кровь взгляд.
  Он шагнул ко мне, переступив через неподвижное тело, а воздух вокруг сотрясся от звуков сработавшей охранки. Я все еще не дышала, не в силах вырваться из плена льдистого взгляда, когда облик преступника вдруг поплыл, смазался, смешался с тенями библиотеки и растворился.
  
  — Я уже сказала, он возник точно из воздуха, — пыталась объяснить окружившим меня мужчинам, — не смейтесь, пожалуйста. Знаю, так не бывает, но если это галлюцинация, то почему в библиотеке тело? Почему сработала охранная сигнализация, которая реагирует лишь в чрезвычайных случаях?
  — Дайте девушке воды.
  Один из сыщиков догадался предложить стакан со столь необходимой жидкостью. Тело до сих пор колотило в ознобе, горло саднило, голова кружилась, еще и мутило ужасно.
  — А звука шагов вы не слышали? — уточнил он, — в зале их легко различить в полной тишине.
  — Ничего не было, — осушив больше половины стакана, с трудом ответила, — только тихий звон.
  — Опишите внешность поточнее.
  — Очень высокий, стройный, в темном камзоле, брюках и воротничок у рубашки белоснежный, как его волосы. Лицо очень бледное и руки тоже. Я бы приняла его за привидение, не окажись он таким настоящим.
  Мужчины переглянулись, а один из них кивнул напарнику и велел:
  — Зови.
  Я не поняла, кого он решил позвать, но отвлеклась, услышав следующий вопрос:
  — Понимаете, что стали свидетельницей не простого преступления? У вас на глазах убили мэра столицы, который за несколько минут до этого совершенно спокойно готовился ко сну в собственном особняке. Очевидцы подтвердят, что он лишь на минуту скрылся в гардеробной, откуда уже не вышел.
  — Я видела мэра прежде во время публичных выступлений, но к его появлению здесь не имею отношения. Я обычная библиотекарша, работаю здесь уже пятый месяц…
  — Кто мог впустить преступника? Есть ли в здании подземные ходы?
  — Никто не мог, библиотека уже была закрыта, а…
  — Где? — громкий рык заставил вздрогнуть, а допрашивавшие мужчины разом расступились, открыв меня взгляду еще одного незнакомца.
  Этот выглядел как настоящий имперский дознаватель. Черный костюм делал его практически невидимым в полумраке большого зала, он сам точно выступил из ниоткуда и вот уже нависал надо мной, пристально глядя в глаза.
  — Она? — спросил, не отводя взгляда, отчего сильнее задрожали руки и расплескалась вода из стакана.
  — Да. Свидетельница преступления.
  — Место осмотреть, — короткому приказу мгновенно повиновались, а пальцы мужчины вдруг сомкнулись на отворотах потертого клетчатого платья и подняли меня со стула, точно тряпичную куклу.
  Он подтащил к себе, несмотря на то, что попыталась воспротивиться, и словно принюхался. Пальцы схватили за волосы, не позволяя вывернуться из захвата, а дознаватель пристально изучал меня несколько минут, чтобы в итоге скривиться:
  — Чувствую лишь страх. Никакого толка сейчас. Жду завтра в своем кабинете.
  И оттолкнул так, что я снова упала на стул.
  Мужчина развернулся и устремился в глубину зала, затерявшись в темноте. Едва он скрылся, как ко мне подскочил сыщик, прежде проявивший заботу и поднесший стакан воды.
  — Хорошо хоть вы ему понравились, — заявил он, убедившись, что я еще не умерла от страха.
  — П-понравилась?
  — Вы не видели, как Зверь обходится с теми, кто ему не по душе.
  — З-зверь? — кажется, я заработала заикание, а мужчина в ответ покачал головой, словно досадуя на мою неосведомленность.
  — Главный имперский дознаватель и лучший в своем деле. Расследует только громкие дела, — собеседник понизил голос до шепота, — судачат, будто у него нюх, как у настоящего оборотня.
  Остатки воды я разлила на юбку.
  — Когда завтра начнет допрашивать, отвечайте спокойно и ничего не бойтесь, а еще не спорьте ни в коем случае.
  Я кивнула, поскольку меньшее на что была способна, это спорить с тем, кого подчиненные прозвали Зверем.
  
  Остаток ночи прошел достаточно мирно, а вот отдохнуть после испытанного потрясения толком не удалось. Наутро пришлось отправиться в Дом имперского сыска, располагавшийся в самом центре столицы. Старинный, светлый и красивый, он тем не менее пугал страшными слухами и историями о тайных подвалах и темных подземельях, в которых люди исчезали без следа.
  Выяснив дорогу до кабинета начальника жужжащего точно улей здания, я поднялась на второй этаж, свернула в начале коридора и постучала в дверь из светлого дуба.
  — Входи.
  Взявшись за изогнутую ручку, надавила и несмело шагнула в просторную комнату, чтобы замереть на пороге под изучающим взглядом хозяина кабинета. Мужчина медленно, с небрежной ленцой, сквозившей в каждом движении, поднялся из-за широкого стола и двинулся в мою сторону.
  — Доброе утро, — склонился к самому уху, — пунктуальность приятная черта в женщине.
  И резко захлопнул дверь, повернув ключ в замке.
  — Располагайся, — указал широким жестом в сторону кресла для посетителей, чему я даже обрадовалась — слабина в коленях ощущалась все сильнее.
  Однако стоило присесть, как дознаватель очутился рядом. Развернул кресло вместе со мной, и я вдруг оказалась в непосредственной близости от мужчины, чьи руки легли на подлокотники, а лицо приблизилось к моему.
  — Рассказывай.
  Я вдавилась в спинку, безуспешно пытаясь отдалиться, и сбивчиво принялась излагать события вчерашнего вечера с самого начала, дико теряясь под пристальным взглядом темных глаз. Когда вновь дошла до описания внешности преступника, тихий рык заставил испуганно вздрогнуть.
  — Прризрак! Снова!
  Мужчина, наконец, убрал ладони, выпустив меня из ловушки, и отвернулся к столу. Длинные пальцы забарабанили по столешнице, выдавая возбуждение хозяина. А может то было предвкушение охоты, поскольку имперский дознаватель со стороны производил необычайное впечатление — сильный зверь, замерший перед прыжком.
  Я воспользовалась тем, что он отвернулся, и быстро поднялась, встав рядом с креслом и надеясь избежать таким образом еще одного чересчур близкого допроса.
  Зря я это сделала.
  Через секунду попалась в новую ловушку, оказавшись прижатой к краю стола.
  — Ты впустила его в библиотеку? — огорошил неожиданным вопросом дознаватель.
  — Нет! — в горле пересохло, сердце заколотилось как бешеное, — я уже говорила.
  — А если ты врешь?
  — Нет!
  В следующий миг Зверь сделал нечто невероятное. Он схватил меня за талию и, легко подняв, усадил на стол.
  — Что вы творите?
  — Ты ведь библиотекарша? — задал мне неожиданный вопрос.
  — Д-да.
  — Вот и храни молчание, а спрашивать стану я. Ну?
  Его рука захватила в горсть мои волосы, и он притянул к лицу густую прядь, жадно вдохнув ее аромат.
  — Ч-что?
  — Описывай преступника.
  — Я уже говорила…
  — Опиши мне его! — тихо рыкнул, а я вздрогнула, когда мужские пальцы обхватили бедра, развели их в стороны, а дознаватель встал между ними вплотную ко мне.
  Дыхание резко прервалось, из крепких тисков было нереально выбраться. А как можно что-то описывать, если разучилась говорить?
  — Выражение глаз, как спадали волосы, как сидела на нем одежда? Безупречно, без единой складки?
  Я плохо понимала, о чем он говорит, поскольку одна его рука спускалась по спине от шеи, а вторая поднималась по бедру, задирая юбку выше. И вот когда она коснулась края чулок, я не выдержала и со всей силы уперла ладони в грудь Зверя.
  — Отпустите, немедленно. Вы не имеете…
  — Права? — он откинул голову и рассмеялся. — Я могу делать, что пожелаю, мышонок, а уж тем более с тобой. Ну и? Станешь говорить или расценить твое молчание, как помеху следствию?
  Он прекратил нескромные действия, но широкая ладонь легла на шею, а вторая вновь захватила в горсть волосы.
  — Он в-выглядел точно привидение, я говорила. Костюм сидел б-безупречно, наверное, там было темно, я не могла разглядеть деталей. Он шагнул ко мне, а потом раздалась сирена, и он исчез.
  — Исчез? — я вновь услышала рычание, а рука, гладившая мои волосы, сжалась в кулак, вырвав у меня болезненный вскрик.
  — Знаешь, кто ты для меня, мышонок? — вдруг резко сменил тему Зверь.
  В полуобморочном состоянии, в котором находилась, я из ряда вон плохо понимала его вопросы.
  — Ты мой шанс поймать нашего неуловимого красавца. Мой сладко-пряный шанс. Приманка, — шепнул он последнее слово и склонился к моей шее, прижался к ней лицом, вновь делая глубокий вдох.
  Мои дрожащие пальцы нащупали тяжелую подставку на столе и, схватив ее, я попыталась опустить каменную вещицу на голову дознавателя. Мужчина, точно предвидя этот маневр, молниеносно перехватил мою руку и резко прижал к столу. Подставка выпала, а я вскрикнула от боли в запястье.
  — Сопротивляешься? Как глупо.
  Может и глупо, но еще глупее послушно позволять незнакомому мужчине делать что ему заблагорассудится. И дождавшись, пока дознаватель отстранится, я саданула коленом в самое уязвимое место.
  Зверь зарычал, согнувшись пополам, а я упала на спину и крутанулась по широкой столешнице в сторону окна. К двери добежать, а тем более открыть ее, не успела бы, и незапертое окно оказалось единственным шансом.
  Я чуть не выпрыгнула, но вовремя сообразила, что либо сверну себе шею, либо сломаю что-нибудь. Затормозив у самой рамы и высунувшись почти наполовину, закричала на всю улицу:
  — Помогите!
  Мой крик привлек внимание нескольких спешащих куда-то прохожих. Они остановились, задрав головы, но тут я была поймана и утянута обратно. Как ни цеплялась за раму, не смогла противостоять силе Зверя, легко поборовшего сопротивление.
  — Не дури, — раздался его рык возле самого уха.
  Я повернула голову и судорожно сглотнула от страха, увидев пламя бешенства в глубине потемневших глаз.
  — Эй! — послышался крик с улицы, а мужчина невозмутимо выглянул в окно.
  — Чем-то помочь? — спрашивал, по всей видимости, охранник, дежуривший под карнизом.
  — Все в порядке, — заверил его дознаватель и повернулся ко мне.
  — Ты еще глупее, чем показалась вначале, — приговорил он и, взяв за шкирку точно котенка, стащил меня со стола. После направился к двери и отпер замок.
  — Допрос на сегодня окончен, — махнул он рукой, как показалось брезгливо, однако я продолжала стоять в каком-то ступоре.
  — Что замерла? Беги, мышонок. Еще увидимся.
  
  Ничего себе, главный дознаватель! У меня после такого дознания ощущения раздваивались: я то ли на допросе побывала, то ли в борделе. Так откровенно меня еще не лапали. Просто неприлично, до мурашек по всему телу. Я даже повода не давала, он сразу накинулся. Что за методы добычи информации? Или он так прощупывает подозреваемых? Причем прощупывает в буквальном смысле.
  — Ух! Приманка! — я никак не могла успокоиться. — Приманка для Призрака? Это нормально?
  Я очень быстро шагала по улице, пытаясь не сорваться на бег, и бормотала себе под нос. Пара прохожих даже обернулась.
  — А эти люди не должны нас защищать? Или манера говорить в лицо, что тебя ожидает, должна как-то взбодрить после кошмарной картины убийства?
  С одной стороны, метод оказался действенным — взбодрил, даже очень — а с другой, как-нибудь обошлась бы без этих откровенных поглаживаний. Я до сих пор ощущала его прикосновения. Дерзкие пальцы умудрились проникнуть и под резинку чулок, отчего меня до сих пор бросало в жар и пылали щеки.
  — Я воспитанная, скромная девушка, свидетельница, а не подозреваемая, я, в конце концов, хранитель библиотеки! Вижу его второй раз в жизни! Да как он мог?!
  Разговаривая сама с собой, я ворвалась через парадные двери библиотеки и чуть не сбила с ног собственного директора.
  В другой раз непременно извинилась бы, но сейчас слишком переполняли эмоции. Даже не обратила внимания, как резво начальник ухватил меня за руку и поволок в еще один за этот день кабинет.
  — Тебя допрашивали? — спросил напрямик, даже не сказав обычного приветствия.
  — Да.
  — Кто?
  И вот тут я поняла, что не знаю имени главного имперского дознавателя.
  — Эм… У него прозвище необычное, Зверь.
  Директор побледнел и схватился руками за голову.
  — А что он сказ… — мужчина запнулся, перевел дух и завершил фразу, — сказал?
  — Допросил в весьма странной форме и пообещал новую встречу.
  Взгляд директора стал таким, что неожиданно в голове мелькнула мысль об увольнении по собственному желанию, но я отчаянно любила свою работу.
  — Сам Зверь? Тебе? И что теперь делать?
  В каком смысле? Мне кажется или сегодня все ведут себя необычно? Директор отчего так испугался?
  — А кто он такой? Ну, главный дознаватель, но очень странный, даже не знаю, как сказать…
  — А лучше никак не говори и никому, — вдруг склонился ко мне собеседник, — целее будешь.
  Это мне сейчас показалось или начальник приблизительно догадался о методах допроса?
  — То есть?
  — Он — родственник императора. Кровный!
  У меня зашлось сердце и голова закружилась.
  — Понимаешь, что это значит?
  — Н-не совсем.
  — А я понимаю, хорошо понимаю, — мужчина вдруг заметался по кабинету, потом замер, запустив пальцы в волосы и бормоча, — вот где искать замену в срочном порядке? Ведь не возьмешь абы кого. А этот… Ну ничего же не предвещало! Теперь если в горло вцепится, не выпустит.
  О чем он сейчас?
  Начальник снова принялся мерить шагами кабинет, демонстрируя высшую степень нервозности, а потом резко остановился, очевидно, приняв решение.
  — Извини, — начало следующей фразы мне сразу не понравилось, — но тебе уже сейчас лучше приступить к поиску новой работы.
  Я ослышалась?
  — Простите?
  — Ты стала свидетельницей убийства, и теперь начнутся неприятности.
  — Из-за меня? Но я же ничего не сделала!
  — Понимаю, но и ты меня пойми. Взгляни только, что происходит.
  Он подошел к круглому окошку на уровне головы, которое выходило в главный зал, а я послушно встала рядом, глядя на толпу посетителей. Сегодня в библиотеке было не протолкнуться. Некоторые из визитеров делали вид, что ищут какие-то книги, а другие даже не притворялись, кружа возле старой арки и пытаясь все там хорошенько рассмотреть.
  Директор распахнул окошко и громко крикнул:
  — Запрещается трогать старинную мозаику!
  Любитель своеобразных сувениров тут же перестал ковырять ровный круг на полу под аркой.
  — Что за люди пошли? — покачал головой начальник, и я с ним молча согласилась. — Только ночью на этом месте человек погиб, а сегодня поналетело воронье сувениров собрать на память.
  — Простите, — попробовала вернуться к моему вопросу, — не могу понять, чего вы опасаетесь? Как все это может повлиять на мою работу?
  — Не это. На твою работу повлияет родственник императора.
  — Но…
  — Ты о нем прежде слышала?
  — Нет.
  — Так послушай сейчас. Он — хищник, и как в любом хищнике, в нем сильно желание ловить добычу, а потом рвать ее на части. Жестокий подонок.
  Я покраснела, поскольку никогда не слышала, чтобы директор так выражался.
  — Зверь обычно не тратит на допросы дольше трех минут. Припирает к стенке, находит уязвимое место и давит, давит на него, пока не взмолишься о пощаде, не запутаешься и не раскроешь все карты. Он быстро разбирается в человеке и для этого все приемы хороши: запугивание, шок, растерянность.
  Я тут же вспомнила своеобразный метод допроса и снова покраснела.
  — Он не тратит время на повторные встречи с уже опрошенными свидетелями, а тебе обещал увидеться снова. И вот что ты для этого сделала? Улыбалась, млела перед ним, как прочие недалекие девицы, которых привлекает чисто животная сила и власть?
  — Да что вы такое говорите? — я даже побледнела с досады.
  — Сопротивлялась? — упавшим голосом уточнил начальник, а заметив возмущение на моем лице, устало махнул рукой и вернулся в кресло, — ну все, теперь он в покое не оставит.
  Мой директор, безусловно, был умным человеком, ведь не зря ему отдали такую важную должность, но и он мог ошибиться. Ничего не было во мне такого, чтобы привлечь мужчину, подобного Зверю. Ведь при одном взгляде на дознавателя становилось ясно, что недостатка в женском внимании он не испытывал.
  — Не веришь? — уловил тень сомнений на моем лице начальник. — А зря. Наслышан я о кузене императора.
  Так он еще и кузен?!
  — И даже не думай о каких-то ухаживаниях с его стороны или, еще смешнее, серьезных намерениях. Он сразу берет, что хочет. Думаешь, вот эта строгость, — директор указал на мою одежду — пиджак в полоску и длинную широкую юбку — затем ткнул в сторону собранного на затылке пучка волос, — его впечатлит? Девушкам вроде тебя, случайно встреченным, привлекшим внимание, он предлагает роли игрушек. Так, время убить в перерыве между родовитыми пассиями. А как наиграется, бросит. Я тебя немного узнал за это время, Миланта, и думаю, что быстро не сдашься. Первый отпор лишь начало, ты и дальше будешь сопротивляться, разжигать его интерес, а он станет давить. Как понимаешь, мне эти проблемы здесь ни к чему, особенно после громкого скандала.
  — Пожалуйста, прошу вас, не увольняйте!
  Я готова была умолять, лишь бы начальник оставил на прежней должности.
  — Вы знаете мою ситуацию.
  — Да помню я, помню. Что-то про дорогой пансион для отца.
  — Верно, все верно. Если я даже за один месяц не внесу нужную сумму, его сразу выселят. А там такое лечение, которого я никогда не смогу обеспечить дома. Сейчас только благодаря ему отец жив. Папе даже стало лучше. Прошу вас, ну, пожалуйста.
  — Не могу оставить. Я слишком хорошо понимаю масштаб неприятностей. Могу только дать время, чтобы ты подыскала себе другую работу.
  
  Вопрос ‘Как теперь быть’ ни на секунду не покидал моих мыслей. Даже по завершении разговора, когда покинула кабинет директора и приступила к работе, не могла сосредоточиться. Обычно рутинные обязанности успокаивали, помогали отвлечься от забот, но не сегодня.
  Работу в библиотеке я любила. Здесь царило спокойствие. Кругом, заключенные под обложками книг, хранились загадки и тайны, чудные миры, мудрые мысли и ответы на все вопросы. Столичная библиотека казалась идеальным местом. Устроиться сюда мне повезло лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Здоровье прежней старой хранительницы не позволяло ей продолжать работу, а потому директор объявил для всех соискателей день общего приема.
  Я оказалась самой молодой, что не слишком обрадовало начальника, но все решил мой диплом. Я проучилась в школе библиотекарей пять лет и располагала рекомендациями наших учителей с характеристиками моих моральных качеств и трудовых навыков. Именно эти письма, среди которых была пара от весьма уважаемых и известных в нашей сфере людей, решили дело.
  Торжественно поклявшись, что со мной проблем не будет, я вела себя тише мыши. Клятва работала все пять месяцев, поскольку никто из посетителей не воспринимал меня иначе, как хранительницу. Мне и не нужно было ничьего внимания, я не стремилась в столичную библиотеку в надежде поймать случайно забредшего сюда богатого горожанина или — О, счастье! — представителя высшего сословия. Я стремилась к этой работе ради самой работы и ради отца.
  Он всю жизнь трудился, чтобы позаботиться обо мне, и серьезно подорвал здоровье. Теперь я выросла, а он был уже не в состоянии нас обеспечить. Зато мое жалование позволяло платить за хороший пансион. Отца буквально вытащили с того света. И хотя я экономила на всем, зато он стал чувствовать себя намного лучше.
  Куда можно было направиться, если даже жильем обеспечивала библиотека? Директор позволил поселиться в комнатке под крышей, и не пришлось отдавать бешеные деньги за съем столичного жилья. Но куда пойти теперь? Какую достойную работу отыскать за столь короткий срок? И как дальше заботиться о папе?
  Я ужасно переживала и надеялась лишь, что директор поймет, как оказался неправ. И хотя мой начальник настаивал на каких-то симпатиях, я понимала, что имперскому дознавателю важна лишь в качестве приманки. Ради возможности продолжить работу в библиотеке, я готова была молиться дни и ночи напролет, чтобы Зверь и вовсе обо мне позабыл и никогда не пришел вновь, но он вернулся.
  
  Имперский дознаватель не бросал слов на ветер. Он пришел в библиотеку к вечеру в компании нескольких подчиненных. Я догадалась об их визите, услышав звук твердых шагов по мраморному полу. Подскочила со стула, в испуге сжав задрожавшие ладони, а директор уже бежал по ступенькам лестницы, стремительно спускаясь из своего кабинета.
  Гроза сыска империи удостоил меня мимолетного взгляда, а начальника легкого кивка. Он остановился прямо под аркой, посреди мозаичного круга, изучая его с пристальным вниманием, после чего поднял голову и коротко велел:
  — Мне нужен план здания и подземных ходов.
  — Я прошу прощения, — низко склонился в ответ директор, здесь есть только переходы между частями здания, — но под землей нет ничего.
  — Повторять не буду. В гардеробной бывшего мэра обнаружен потайной ход, который пока не исследован до конца. Несите все планы, какие есть.
  Директор побледнел и едва заметно кивнул мне, я же поспешила к стеллажам, отыскивая нужную информацию. В своем царстве я знала положение всех книг до единой, сама их систематизировала, объединяла в каталоги, заботилась о них, как о лучших друзьях, и поверить не могла, что вскоре придется расстаться. А все лишь оттого, что замерший посреди залы невозмутимый мужчина пообещал увидеться вновь.
  Он молча принял поданные схемы и чертежи, а я бросила взгляд на директора, пытаясь определить, заметил ли он полнейшее равнодушие со стороны главного дознавателя, но лицо начальника освещалось лишь подобострастным выражением. Сложно было понять его мысли, а я всегда разбиралась в людях хуже, чем в книгах.
  Зверю хватило нескольких минут, чтобы все просмотреть. Он действительно работал очень быстро. Кивком головы подозвав подчиненных, дознаватель всем раздал схемы.
  — Ты отправишься сюда, а ты исследуешь этот проход.
  — Вы, — обратился он к задрожавшему директору (Зверь явно пугал его одним своим присутсвием), — поведете этих двоих в главный тоннель в бывшее хранилище.
  — Он ведь запечатан…
  — Распечатаете.
  — Мы, — он бросил взгляд на меня, и сердце оборвалось, — исследуем коридор, ведущий из этой залы. Все за дело! У вас час.
  И не сказав больше ни слова, устремился к стеллажам, а мне пришлось броситься следом.
  — Открывай, — коротко велел дознаватель, остановившись напротив полок, сдвинув которые можно было открыть старый потайной ход.
  — Это коридор между частями здания, одна из которых заброшена, — попыталась внести ясность, а заодно избавиться от сомнительной чести отправляться с ним в темноту.
  — Вот и убедимся, — был мне ответ, а потом дознаватель шагнул к полкам и, вновь бросив взгляд на схему, принялся водить ладонями по корешкам книг.
  Я точно знала, которая из них служила рычагом, но промолчала.
  — Третья сверху, красная, — быстро сориентировался мужчина и потянул за корешок, выдвигая книгу.
  Старый механизм заскрипел, и полки стали смещаться в сторону, однако почти сразу замерли, открыв проход лишь частично. В такую узкую щель я могла протиснуться с большим трудом, а более крупный человек не прошел бы вовсе. Но дознавателя это не остановило, он положил ладони на боковую стенку, пытаясь сдвинуть полку сам.
  — Механизм заело, у вас не выйдет. Он слишком старый. Здесь нужны силы трех человек по меньшей мере, — попыталась донести очевидную истину, наблюдая, как напрягаются под рубашкой мускулы, а на высоком лбу проступает испарина.
  Однако порадоваться удачному заеданию механизма не довелось. Не понимаю как, но Зверь справился. Где-то что-то хрустнуло, треснуло, и полки подвинулись еще, сделав проход шире. Теперь мне стало еще страшнее идти в темноту с мужчиной, в котором крылась такая физическая сила.
  — Вперед, — пресек он все сомнения, забрав из моих рук свечу.
  Нехотя, с огромным нежеланием я проследовала за ним в окутанный паутиной тоннель.
  Шли в полной тишине, а дознаватель освещал низкий потолок и внимательно осматривал каменные стены до тех пор, пока мы не добрались до ступеней.
  — Дошли. Это выход наверх, в другой зал, который в настоящее время закрыт. В переходе не скрывается больше потайных дверей- ничего интересного.
  — Ничего? — задумчиво уточнил мужчина.
  — Да.
  — Как твое имя, мышонок?
  — Что?
  — Тебя как-то зовут?
  — М-Миланта.
  — Миланта, — медленно произнес дознаватель, точно пробуя на вкус. Тон его голоса ужасно смутил, я сделала шаг назад, а он повернулся в мою сторону, пристально наблюдая. Я совсем растерялась и попыталась отвлечь внимание от себя спросив:
  — А вас как зовут? — удивительно, что в минуты растерянности в голову приходят не самые умные вопросы.
  — Кериас дор Харон амон Монтсеррат — отчеканил он, следя за моей реакцией и легко приметив, как я оробела при упоминании имени имперского рода.
  Я сделала еще один крохотный шажок назад, надеясь, что дознаватель не обратит на это внимания, но он обратил и усмехнулся. Тени от свечи причудливо исказили эту усмешку, делая ее зловещей, а потом я окончательно перепугалась, так как свеча вдруг погасла.
  — Не бойся, Мышка, — раздался шепот возле самого уха, и я вздрогнула. Совсем не слышала его шагов и не поняла, как он успел оказаться так близко. Дернулась в сторону, а попалась в кольцо мужских рук. — Я тебя не съем, только попробую.
  — Отпустите! Нам нужно обратно! Здесь темно!
  — В переходе сложно заблудиться даже в темноте, он слишком короткий.
  — Что вы… ох!
  Объятия стали крепче.
  — Что я хочу сделать?
  Я кивнула, не в силах ответить.
  — Хочу понять, что в тебе интересного.
  — Ничего, совершенно, — прошептала, ощущая, как его пальцы расстегивают верхнюю пуговицу рубашки.
  И ведь нарочно переоделась к вечеру в потертую и серую рабочую форму, но не помогло.
  — Вижу, — был ответ, — бесцветная, скучная, незаметная. Но твоя кожа пахнет, — я услышала, как он делает глубокий вдох, — ммм, волнующе. И мне нравятся, — тут он одним движением сорвал с головы сеточку для прически, — твои волосы.
  Я сделала слабую попытку освободиться, но он не позволил, запустив в густые пряди обе ладони. Новый рывок привел лишь к тому, что меня прижали к стене.
  — Что вы за дознаватель? Вы не должны…
  — Чего не должен?
  — Делать то, что делаете.
  — Пробовать? Прежде чем ловить на приманку, нужно убедиться, что она достаточно привлекательна.
  — У убийцы иной взгляд на мою привлекательность. Отпустите.
  — А ты что-то знаешь о его взглядах? — спросил Зверь, приблизив голову к моей шее.
  — Я ничего о нем не знаю!
  В этот момент губы мужчины коснулись тела и медленно проследовали по плечу, освобожденному из ворота расстегнутой рубашки, слегка прихватывая кожу, точно смакуя. Язык прочертил дорожку вдоль ключицы, а мне показалось, что воздух в переходе стал еще более спертым и тяжелым.
  Я ощутила, как его руки спускаются по бедрам ниже, а потом снова скользят вверх, поднимая форменную юбку. Неожиданный рывок и я оказалась прижата к стене, но уже его телом. Одна рука обхватила бедра, а вторая медленно стягивала рубашку ниже.
  Я помнила слова директора о том, что если стану сопротивляться, Зверь будет давить сильнее, но выше моих сил было позволять ему делать то, что он делал.
  Упершись со всех сил ладонями, я попыталась отстранить голову мужчины и избежать прикосновений, а добилась лишь смеха в ответ.
  — Отпустите!
  — Воспитанные библиотекарши должны просить вежливо.
  — Отпустите, пожалуйста.
  — Не хочу.
  И он ухватил зубами лямку короткой сорочки и потянул вниз, а я принялась изворачиваться, пытаясь ему помешать, но все усилия были тщетны. В ответ на сопротивление он выпустил лямку, но его губы опустились ниже, а язык очертил круг, касаясь груди прямо сквозь тонкую ткань. Меня залихорадило, когда мужчина накрыл губами, а потом жадно втянул напрягшуюся вершинку в рот. Из-за недостатка воздуха закружилась голова. Я тяжело задышала, чувствуя, как сильнее холодит взмокшую спину камень.
  Тело так ослабло, что я перестала сопротивляться, а Зверь сразу ощутил перемену и неожиданно отстранился. В темноте не видно было ни его лица, ни выражения глаз, слышалось только быстрое дыхание, но следующие слова были сказаны абсолютно ровным тоном:
  — Приятное исследование. Думаю, он проглотит наживку. Пора двигаться дальше.
  И дознаватель опустил меня на пол, а через минуту коридор вновь осветился пламенем свечи. Мужчина поднялся по ступенькам и стал водить ладонью по двери, пока я пыталась застегнуть рубашку и одернуть юбку.
  — Так нельзя, — хотела крикнуть громко, чтобы эхо прокатилось до самого конца коридора, но голос сорвался, осип.
  — Нельзя убивать ставленников императора, — раздался невозмутимый ответ, а Зверь даже не обернулся, отыскивая замочную скважину. Присев на корточки он поднял свечу выше, затем достал из кармана отмычку и принялся вскрывать замок.
  — Вы служите императору. По закону, вы должны заботиться о его подданных, а не набрасываться на тех, кто беззащитен.
  — Наброситься — это растянуть тебя на полу и взять без глупых разговоров. Читай меньше далеких от реальности книжек, начнешь трезво смотреть на мир.
  При последних словах замок щелкнул, а дверь поддалась и со скрипом отворилась. Зверь подхватил свечу и, пригнувшись, прошел сквозь дверной проем.
  Хорошо, пусть осматривает. Я лучше останусь здесь. По коридору его провела, так что нет необходимости в дальнейшем присутствии. Рассудив так, вновь облокотилась на стену и стояла, восстанавливая дыхание, пока не услышала зловещего предупреждения: ‘Сейчас сам за тобой спущусь’. Не приходилось сомневаться, кому его адресовали.
  Отпрянув от стены, быстро взбежала по ступенькам.
  
  Глава 2.
  
  — Почему закрыли этот зал? — спросил Зверь. Он стоял спиной ко мне, оглядывая просторное помещение с тусклыми окнами. Даже головы не повернул, словно и не видя, ощущал моё присутствие. А может определял по запаху? Хищники ведь издалека чуют добычу.
  — Он нуждается в ремонте. Лепнина на потолке вся пошла трещинами. Может обвалиться в любой момент.
  — Починить проблема? — спрашивая, дознаватель пересек комнату, снова оглядывая стены.
  — Об этом лучше спросить у директора, я не имею отношения к вопросам, связанным с финансированием и ремонтом библиотеки.
  — Тебя взяли привлекать сюда посетителей мужского пола?
  — Вовсе нет! Что за предположение?!
  — Маленькие испуганные мышки, прячущиеся по углам, всегда вызывают интерес.
  — У котов! — не удержалась я и поспешно прикусила язык.
  Не знаю, проигнорировал бы Зверь это замечание, не привлеки его внимания противоположная стена.
  — Как интересно, — проговорил он, медленно проводя пальцами по поверхности старых обоев.
  Мне естественно тоже стало интересно, но от вопроса: ‘Разве там что-то есть?’ — я удержалась. Ведь если он смотрит с таким вниманием, то определенно заметил какую-то важную деталь.
  — Совершенно пусто, — словно ответил на мои мысли дознаватель.
  — Как пусто?
  — Разве здесь что-то должно быть? — тут же повернулся ко мне мужчина.
  — Ничего, — ответила и поймала его пристальный взгляд. Вот как у него выходило делать меня без вины виноватой? Словно что-то знаю, но пытаюсь скрыть.
  — Так что? — не сводил глаз дознаватель.
  — По схеме, за этой стеной ничего нет.
  — А если не по схеме?
  — Я не умею видеть сквозь стены! — не выдержала его давления. И вновь моя выходка не имела последствий, поскольку раздался приглушенный хруст, сразу настороживший обоих.
  — Ой! — запрокинув голову, пригляделась к потолку, и показалось, будто одна из трещин стала шире.
  — Если ничего больше в этом зале не привлекает вашего внимания, нам лучше уйти.
  — А знаешь, Мышка, привлекает.
  Ну вот зачем он спрашивал мое имя, если постоянно зовет Мышкой.
  — Вы ведь сами сказали: ‘Совершенно пусто’.
  — Именно. Цельная стена даже без намека на дверь, но…
  — Но? — Зверь умел так многозначительно выдерживать паузы, что сразу просыпалось желание услышать фразу целиком.
  — Я чувствую за стеной пустоту.
  Да он просто мастер строить предложения, имеющие двоякий смысл.
  — Подойди.
  Мне больше хотелось уйти, а вовсе не приближаться к нему, но дознаватель не оставил выбора. Правда, стоило мне удалиться от двери, вновь раздался треск. Я замерла в испуге, снова посмотрела на потолок и, вскрикнув, прикрыла голову руками. Большущий кусок откололся от вычурной лепнины на моих глазах и стремительно понесся вниз. Такой удар мог если не добить, то точно оглушить, а вместо этого меня окутало облаком известки, мгновенно набившейся в нос и рот, и я закашлялась.
  Получив шанс снова вдохнуть и потерев ладонями глаза, оглядела белый пол вокруг себя и свою выбеленную одежду. Со стороны сейчас напоминала гипсовую статую, но не это занимало мои мысли. Вопрос: ‘Как такой огромный кусок мог рассыпаться в пыль’, — вот что казалось интересней всего.
  Я посмотрела на Зверя. Дознаватель стоял, повернувшись ко мне, и медленно растирал руки.
  Не может быть!
  — Ну что так смотришь, Мышонок?
  В этот момент мне стало еще страшнее, чем в миг, когда на глазах свершилось убийство.
  — Ты побелела или это все известь?
  — Вы маг?
  Я все же нашла силы, чтобы протолкнуть сквозь задрожавшие губы этот вопрос.
  — Разве? — склонил голову к плечу дознаватель.
  Конечно же, ну разве есть смысл спрашивать очевидные вещи. Ведь куски потолка просто так не измельчаются в воздухе во время падения на чью-то голову. Но ведь и маги никоим образом не имеют возможности свободно разгуливать по столице, а главное, имперским дознавателем не мог стать маг, никак не мог.
  — Вы измельчили вот этот кусок, — и я указала себе под ноги. — Как же вы…?
  Я стояла, смотрела на него, а он совершенно спокойно на меня. Нисколько не волнуясь, не выказывая даже тени тревоги.
  — Маги выселены за границу государства, — процитировала наизусть фразу из учебника, — маги — смески ужасных существ, когда-то поработивших человека. Магам запрещено вступать в контакт с людьми и пересекать огороженную территорию их поселения. Они никому не подконтрольны, жестоки и опасны.
  Я замолчала, боясь теперь произнести вслух хоть слово, но непрерывно твердя про себя: ‘Не может быть. Не может быть’. Он прямой родственник императора. Среди имперской родни не могли оказаться маги или потомки кого бы то ни было, кроме людей, никаких иных существ. Но один из дознавателей говорил, будто у Зверя нюх, точно у оборотня. Возможно, он фигурально выражался, намекая на особые чутье и хватку, а вовсе не на прямую связь с перевертышами. И я сама утвердилась в бредовости подобного подозрения, узнав о связи с имперским домом, а вот теперь… Магия передавалась смескам по наследству. Она возникала только у наследников человеческой крови и крови иной расы.
  — Какая начитанная библиотекарша, — хмыкнул Зверь и сделал шаг ко мне. Я попятилась, а он нарочито медленно принялся подкатывать рукав рубашки. — Такая умная. Цитирует книжки и, главное, вовремя и к месту. Почему я не удивлен, что ты умудрилась попасться на глаза Призраку?
  Он продолжал потихоньку наступать, а я добралась уже почти до самой двери, когда поднятый рукав рубашки обнажил широкий браслет на запястье. Толстый литой браслет из красного золота. Он плотно обхватывал руку, перекрывая белесый длинный шрам, тянущийся дальше по предплечью и исчезающий под тканью.
  — Мышонок, ты такая рассудительная, как же умудрилась забыть об аккумулянтах? — и он поднял руку выше, позволив тусклому свету из окна прогуляться по гладкой золотой поверхности.
  Наступил подходящий момент, чтобы провалиться сквозь пол, и едва заметная улыбка на губах Зверя это подтвердила. Конечно, ведь я принялась бросаться серьезными обвинениями, совершенно забыв про накопители магии, способные удерживать в себе невероятно мощные заряды. Но ведь они были столь редки в нашем государстве и стоили баснословных денег. Мне за всю жизнь работы библиотекарем в условиях суровой экономии хватило бы только на застежку от этой вещицы. Вот поэтому я даже не вспомнила о них.
  — А как же…, — начала и замолчала.
  — Как же у дознавателя очутился аккумулянт? — закончил мою фразу Зверь, явно прилагая усилия, чтобы не расхохотаться.
  Глупее я себя еще не ощущала. Понятно, что ни один дознаватель не мог заполучить такую вещь, исключая одного, который приходился императору родственником.
  Я потупилась, а Зверь вдруг спросил:
  — И почему я не слышу?
  Пока пыталась сообразить, к чему этот вопрос, дознаватель вдруг очутился рядом и поднял мою голову за подбородок, заглянув в глаза.
  — Почему не слышу извинений за нелепые и кошмарные подозрения? Где попытки загладить вину?
  Я уже открыла рот, собираясь сперва произнести несколько фраз в свою защиту, но меня сурово прервали. Со словами: ‘Даже извинений добиваться самому’, — Зверь дернул меня на себя и впился в губы таким поцелуем, что, согласно ощущениям, новый кусок лепнины рухнул с потолка и попал точно по темечку. Совершенно оглушенная, я продолжала остолбенело стоять на месте, даже когда дознаватель отстранился и облизнулся.
  — И правда вкусная Мышка.
  — Вы…, — хотела повторить уже набившее оскомину: ‘Да как вы можете!’ — но дальше обращения дело не пошло. Отказали и голос, и воображение, а подходящие к ситуации обвинительные речи на ум не пришли.
  А Зверю было все равно. Он вовсе от меня отвернулся и озаботился иным вопросом, игнорируя мое состояние.
  — Стена толстая, придется ломать, — заявил дознаватель, окинув взглядом тот самый участок, за которым он якобы ощутил пустоту. — Потеряем время, но, может, найдем что-то стоящее.
  И он резво развернулся и направился к выходу.
  Я не поспевала за стремительными сменами его настроения, поэтому пока осмысливала фразу насчёт погрома старинной библиотеки, мужчина уже исчез в темноте коридора. Меня привел в себя новый треск, и, мгновенно вспомнив об упавшем куске лепнины и отсутствии магического браслета, я бегом кинулась за дознавателем.
  Когда выскочила из коридора, оказалась в прежней зале. Сюда еще не вернулся ни один из посланных на осмотр помощников Зверя, сам же он спокойно присел на корточки возле старинной мозаики и вновь ее осматривал.
  Я открыла рот, дабы проговорить, наконец, все обвинения, но поняла, что время ушло и сейчас они попросту прозвучали бы глупо.
  — Надеюсь, сработает, — вполголоса проговорил мужчина.
  — Что сработает? — не удержалась от вопроса.
  — Приманка, — невозмутимо пояснил дознаватель.
  — Какая? — начала я и тут же припомнила его фразу, произнесенную в кабинете, — вы же не меня сейчас имеете в виду?
  — Именно тебя.
  — То есть вы серьезно рассуждали о том, чтобы сделать меня приманкой?
  — Я редко шучу в серьезных вопросах, — ответил Зверь поднимаясь.
  — А почему вы решили, будто я сойду за приманку? — я категорически возражала против подобного, — Призрак ведь не убрал меня в день убийства, прежде чем успела сообщить вам подробности. Какой резон ему сейчас расправляться со мной?
  — Мышка, ты читаешь много книжек, но разве они помогают трезво взглянуть на реальные вещи? — дознаватель покачал головой с таким видом, будто любовь к чтению являлась самым серьезным недостатком.
  — Я все еще не понимаю.
  — Ты высказала чисто книжный взгляд на обыденного преступника. Такие методы описываются в различных мрачных романчиках, но значительно реже — в преступных хрониках. А мы имеем дело с весьма одаренным преступником, неуловимым, понимаешь?
  — Не понимаю. Как это связано со мной?
  — В нашу первую встречу, Мышонок, когда ты пришла на допрос, я выяснил, можешь ли ты представлять интерес для Призрака.
  — Неправда! — я не смогла сдержать возмущения, — на допросе вы только ощупали меня со всех сторон.
  Зверь запрокинул голову и расхохотался.
  — Какая чудная манера говорить правду в лицо! И такая редкость в наше время. Я, бесспорно, щупал, — согласился он, — и попутно оценивал твою реакцию, выяснив главное — наша мышка невинна.
  — Если…, — я смутилась и покраснела, — если это было главной целью, вы могли просто спросить.
  — Что ты, Мышулька, слова позволяют выяснить слишком мало.
  — Я все равно не понимаю.
  — Сейчас поймешь. Знаешь, милашка…
  — Я Миланта.
  — Звучит как милашка, так вот, — нахальный дознаватель продолжил вещать прежним тоном, снова игнорируя мое возмущение, — ты не первая свидетельница его преступлений, а третья по счету из тех малышек, которых отличал один признак — все они были невинны.
  Что-то мне не понравилось это замечание.
  — Как ни удивительно это прозвучит, но Призрак выбирал именно таких девушек.
  — Что значит выбирал? — от дурного предчувствия похолодели руки.
  — Если так понятней: он их находил, а потом они находились мертвыми.
  — Что? — теперь похолодело в груди и задрожали колени.
  — Самое удивительное, оба раза не обнаружено следов насильственной смерти, как с прочими жертвами.
  Зверь замолчал, по-видимому, ожидая нового вопроса, которого я оказалась не в состоянии задать. Не дождавшись реакции на свои слова, дознаватель спокойно продолжил:
  — Понимаешь, Мышонок, они расставались с жизнью добровольно. Каждый раз были обнаружены следы присутствия Призрака, что позволило связать преступления именно с ним, но не похоже, чтобы он прикладывал руку к устранению девушек в прямом смысле. Выглядело так, будто они все сделали сами.
  — Что сделали? — этот вопрос я произнесла одними губами, но Зверь догадался и ответил:
  — Закололи себя ритуальным клинком.
  Я сперва позеленела, потом покраснела, а после стала белее меловой стены.
  — Ну же, Мышка, — дознаватель вновь оказался рядом совершенно незаметно, — не пугайся. Я намерен лично проследить за твоей безопасностью. Мы его не упустим в этот раз.
  — Не упустите, да? — не знаю, негодования или недоверия было больше в этом вопросе, — вы меня проверяли! Проверяли как… Хотели убедиться, что гожусь для добровольного заклания. А второй раз с той же целью распускали руки?
  Зверь хмыкнул и пожал плечами.
  — Немного увлекся.
  — Увлеклись? Примерно также, как увлечены сейчас погоней за Призраком? А если вам важен только результат? Где гарантии того, что вам не все равно, поймать его до моего убийства или после? Вам ведь нужно подсунуть ему приманку, а я третья по счету из, как вы выразились, невинных малышек. Зато для меня не будет второго шанса и жизни второй, и даже третьей тоже не будет!
  — И что ты хочешь сказать?
  — Я отказываюсь служить приманкой!
  — А выбор у тебя какой? — он спокойно спросил, но в приглушенном свете библиотеки вся его фигура вдруг показалась мне еще более мощной и огромной.
  — Отказаться.
  — И не опасаешься, что он за тобой придет?
  — Я спрячусь.
  — Будешь прятаться в своей мышиной норке? И как долго?
  — Пока вы его не поймаете, но без моей помощи!
  Дознаватель смерил меня взглядом и зачем-то принялся раскатывать рукав рубашки, закрывая браслет. На долю мгновения почудилось, что по гладкой поверхности прокатился красноватый блик.
  Он же не собирался применять ко мне магию?
  Ответ на вопрос я не получила, поскольку издалека донеслись голоса и в холл один за другим вернулись помощники.
  — Милорд, — уважительно склонил голову один из вернувшихся, — мы убедились, что ходы действительно не сообщаются с подземными тоннелями.
  — Прекрасно, — воодушевился мужчина, вновь удивив меня резкой сменой настроения. От угрозы, которую я ощутила еще секунду назад, не осталось и следа. — Сегодня нам больше нечего здесь делать. Проверить мои догадки сможем, когда согласуем вариант сноса стены. А теперь идем.
  — Вы тоже поспешите по домам, — повернулся к нам с директором один из сыскников, — скоро ночь.
  Я услышала предупреждение краем уха, так как провожала глазами широкую спину главного дознавателя.
  Ушел? Просто взял и ушел, поскольку я не согласилась? Даже не подсказал, как действовать дальше?
  Директор отправился провожать наших гостей до выхода, а когда вернулся, застал меня растерянной и совершенно убитой таким отношением.
  — Я убедился, Миланта, в своих подозрениях, и решение менять не стану. Поспеши с поиском работы. И не забудь запереть этот зал и отдать ключи охране. Увидимся завтра.
  И недовольно, точно намекая на какой-то тяжелый проступок, совершенный мной, он отдал ключи и покинул зал. Бежать следом с криком: ‘Не оставляйте меня здесь’, — было также глупо, как заявлять Зверю, что несогласна с озвученным им условием моей защиты. Начальник выгнал бы на улицу в тот же миг, даже не раздумывая, ведь одно мое пребывание под сводами библиотеки теперь представляло угрозу. Единственным вариантом, кроме ночевки под открытым небом, оставалось возвращение в каморку под крышей, где можно было затаиться до утра не смыкая глаз, чтобы успеть позвать на помощь охранников.
  Очень хотелось верить, что звать их не придется. Оставалась надежда, что Призрак тоже затаится и выждет некоторое время. Ведь каким бесстрашным и уверенным в собственной безнаказанности надо быть, чтобы явиться за следующей жертвой, пока столица еще не успела проститься с мэром.
  В этот миг не могла представить, будто есть нечто более ценное, чем спокойные безмятежные дни и надежное убежище от непредсказуемых дознавателей и неуловимых убийц.
  С тяжелым вздохом я поспешила к высоким дверям, стремясь поскорее закрыть их на замок, а когда торопливо пробегала по мозаичному кругу, заметила странные разноцветные блики в углу. Там, на темных квадратных кусочках, сложенных в старинную надпись, лежал угловатый прозрачный камень. Красноватые отблески света отражались от его граней и создавали те самые причудливые блики, которые привлекли мое внимание.
  Как странно! Ведь здесь повсюду рыскали дознаватели и никто из них не заметил этой пусть маленькой, но сверкающей улики. Я судорожно схватила камушек краем юбки, боясь стереть с него какие-то отпечатки, и положила в карман, торопясь поскорее покинуть залу. Повернув ключ в замочной скважине, испытала настоящее облегчение, а затем побежала ко входу на черную лестницу.
  Однако что может быть страшнее, чем свернуться комочком на собственной кровати, напряженно прислушиваясь к каждому звуку и вздрагивая, когда за окном вскрикивает птица. Безлюдная тишина, пронизанная ночными шорохами, давила. Мерещилось, будто в ней отчетливо раздается звук шагов.
  Моя спаленка располагалась прямо над рабочей комнатой директора, и помимо слухового окошка, ведущего на крышу здания, здесь было еще одно — копия круглого витража, как в кабинете внизу. Разноцветные стекла причудливо искажали картину просторного главного зала со стеллажами, и разглядеть что-то сквозь них было трудно.
  Я сжала голову руками, пытаясь избавиться от слуховых галлюцинаций, но они не желали отступать, а звучали все громче и громче. До крючка, удерживающего круглую раму, можно было дотянуться прямо с кровати. Всего одно небольшое усилие, чтобы откинуть хлипкий медный крюк и посмотреть вниз, на причудливую мозаику под старой аркой, но у меня никак не выходило. Рука ходила ходуном и раз за разом промахивалась, не умея ухватить изогнутый металлический стержень.
  Все странные звуки стихли тогда, когда пальцы легли на тускло блестящий изгиб и вытащили крюк из медного кольца. Петли не скрипнули, точно окошко не желало выдать себя неосторожным звуком. Оно отворилось всего на несколько сантиметров, будто боялось открыть моим глазам слишком страшную картину. Даже порывистый вдох не вырвался из груди и не коснулся гладкой поверхности стекла, не затуманил его холодной испариной. Взгляд осторожно и крадучись, точно вор, спустился по книжным полкам, слегка обжегшись о край колеблющихся свечей, точно так же дрожащих в своих тяжелых канделябрах, и застыл оцепеневшим, скованным ужасом зверьком, заметив на мозаичном круге высокую сотканную из теней фигуру.
  Медленно, так медленно, что могла разглядеть, как проносятся перед глазами поспешные секунды времени, я отстранилась от окошка. Показалось, или тот человек внизу и правда вскинул голову к потолку?
  Он придет, сейчас придет. Сердце знало, потому и колотилось так отчаянно, скованное своей хрупкой грудной клеткой. Призрак придет за мной. Что стоит ему поймать меня в этой мышеловке и всадить в грудь нож? А если он сделает это не сам? Важно или нет, как он убеждал других девушек убить себя? Мне это было неважно, потому что я до беззвучного, никому не слышного крика не желала повторять их судьбы.
  Пока бесполезные мысли билась в голове точно влетевшая в распахнутое окно сумасшедшая пичужка, ладони уже водили по соседней стене, пытаясь нащупать незаметную выемку. Именно здесь я давным-давно отыскала маленький закуток, позже закрытый досками. Бесполезный, он не пригодился даже в качестве чулана, а вот сейчас я как безумная пыталась сдвинуть в сторону старую панель.
  Даже не представляю каким чудом удалось уместиться в крохотном пространстве, как мне повезло задвинуть доску за собой, чтобы комната изнутри выглядела совершенно пустой.
  Я слышала шаги. Жила сейчас одними ощущениями, а чувствовала оголенными нервами, потому и шаги в голове звучали набатом. Мне бы следовало закрыть глаза, чтобы не видеть, затаить дыхание, чтобы не выдать себя прерывистым вздохом, но погрузиться в полную темноту, значило отдаться на волю первобытного ужаса. Я наблюдала за маленькой комнатой, освещаемой колеблющимся пламенем истекавшей воском свечи. Тени плясали на стенах, то удлиняясь, то укорачиваясь, и одна из этих теней вдруг стала расти, обретая форму.
  Он пришел. Мозгом я понимала, что он поднялся в комнату, а глазами видела, как его фигура выступает из сумрачных неясных очертаний.
  ‘Призрак’, — отбило по слогам сердце. Высокий бледный мужчина с волосами, точно отбеленными мелом до самого снежного оттенка. Тонкий прямой нос, высокий лоб и льдистые глаза под идеальной формы бровями, такими неожиданно темными на этом мраморном лице, как и загнутые кверху длинные ресницы. Губы выглядели почти бескровными, а не яркими, как у обычного человека, хотя их форма тоже была идеальной. Он весь казался мастерски вылепленной из совершенного куска мрамора фигурой и двигался плавно, скользя от тени к тени. Может, зрение подводило, раз я не могла уловить его перемещений. Вот он стоял возле двери и уже очутился около стола.
  Длинные белые пальцы, которые в последний раз на моей памяти крепко сжимали окровавленный нож, провели по кожаному переплету сложенных стопочкой книг, коснулись выведенных моей рукой ровных строчек в тетради. Еще пару дней назад я составляла перечень редких экземпляров, подаренных библиотеке их авторами, но после памятного происшествия так и не взялась закончить его.
  Призрак изучал внимательно все предметы на столе, пока не заметил того самого камня, что я отыскала на мозаике под аркой. Снимая платье, я выронила его из кармана и положила на столешницу, а теперь кусала губы, проклиная себя за неосмотрительность.
  Он поднес руку к неровным граням, и радужные капли точно отозвались на это движение и бросились разом к его руке, чтобы, толкая друг друга, собраться в центре, любовно прижаться к ладони хозяина и растерянно рассыпаться вновь по столу, когда Призрак убрал руку.
  Он не взял камень, даже не прикоснулся к нему, отвернулся и приблизился к моей кровати. Поднял с простыни истерзанный, измученный платок, который едва успел просохнуть от слез, осторожно поднес его к лицу, прижал, вдыхая запах, и крепко стиснул в кулаке.
  Льдистый взгляд вновь заскользил по комнате, равнодушно пробежался по уже осмотренному столу, приотворенной раме мозаичного окна и задержался на старых деревянных панелях.
  Сердце стукнуло раз, два и затихло. Нервный зуд, который нарастал, казалось, под самой кожей, стал почти нестерпимым. Голову точно раскалили докрасна, а после окатили ледяной водой. В груди заколотилось, забилось о хрупкие ребра, когда этот самый пугающий взгляд точно столкнулся с моим прямо сквозь деревянную преграду.
  Его шаги раздавались только в моей голове, когда он бесшумно приблизился к закрывавшей крохотное убежище панели.
  Я не выдержала, зажмурилась и со всей силы сжала кулаки, чтобы не закричать. Ногти вдавились в ладони, оставляя на них полукруглые следы моей плохо контролируемой паники.
  Еще секунда и сама не выдержу, порвется струна натянутых нервов и тогда…
  Я не успела додумать, что случится тогда, поскольку тело вдруг охватил озноб, пробежал, щекоча острым лезвием по коже, поднимая тонкие волоски, парализуя волю, и раскололся звонкими льдинками, рассыпался в снежное крошево, когда за дверью послышался грохот.
  Деревянную створку выбили с той стороны лишь две минуты спустя. Вероятно, ее ломали совершенно напрасно, поскольку она была не заперта (ведь Призрак как-то вошел в комнату). А может он и правда просочился внутрь вместе с тенями, а щеколда осталась задвинута?
  — Ищите! — короткий приказ и знакомый не терпящий возражений тон, — окно открыто, мог уйти по крышам.
  В ответ послышался шум, топот ног, кряхтение, скрип оконных петель, стук деревянной рамы и тонкий звон стекла.
  ‘Там красивый витраж’, — заползла в голову совершенно дурацкая мысль, — ‘Что если разобьют?’
  — Ты идиот? — услышала я короткий рык, от которого вновь поползла морозная корочка по коже — так ощущался мной чужой страх. Другой человек дрожал, оставшись в комнате один на один со Зверем. — Ты в курсе, что красться нужно бесшумно, не сбивая ничего по пути? Ты выдал наше приближение.
  — Там темно, я…
  — Темно? — этот вопрос прозвучал так, словно большей ерунды начальнику дознавателей слышать не приходилось.
  — Это случайность…
  — Кто ты у нас?
  — Ч-что? — заикаться в присутствии Зверя и шокироваться его резкими переходами от одной темы к другой выходило не только у меня.
  — Кем ты приходишься третьему советнику моего братца?
  — Аа…
  Резкий звук раздался так неожиданно, что я, не поверив своим ушам, распахнула глаза и сквозь щель вновь взглянула в комнату. Нет, слух не подвел, это действительно щелкнул предохранитель на револьвере. Том самом, что Зверь выхватил из кобуры и наставил на побелевшего молодого подчиненного.
  — Я никого не беру по протекции, будь ты хоть самим императором. Единственное исключение — равноценный обмен.
  — Вы же… вы же…
  — Что? Не выстрелю? Не люблю, когда мне навязывают дураков, выдавая их за умников. Полагаю, если украсить твое трясущееся тело парочкой заметных дырок — это станет хорошим уроком для остальных, включая моего кузена. Согласен?
  Собеседник Зверя точно согласен не был, но его скрутило от ужаса, как совсем недавно меня. Молодой человек сравнялся цветом кожи с тем, кого они старательно пытались поймать, и речь ему отказала.
  — Считаю до трех; успеешь унести ноги, может, останешься жив. Раз…
  Протянутого с ленцой первого слова хватило, чтобы бывший подчиненный растаял без следа, точно пресловутый Призрак.
  — Какой же идиот, — хмыкнул дознаватель, прокрутив на пальце револьвер, — но он испортил мне всю охоту.
  Последняя фраза, сказанная таким же насмешливым тоном, как и первая, прозвучала однако более зловеще. Мне вдруг подумалось, что молодому дознавателю не столь повезло, как он теперь думал. Похоже, умение быстро уносить ноги, помогло ему ненадолго.
  От следующих слов я вздрогнула всем телом, позабыв обо всех прочих мыслях.
  — Хорошо спряталась, Мышка? Выходи.
  Мозг словно набили ватой. Куда выходить и зачем? У меня даже кулаки не разжимались, а красные полосы на ладонях могли остаться навсегда. Я боялась двинуться, все еще переживая явление Призрака, только теперь понять не могла, он мне привиделся или нет. Ступор после испытанного ужаса, наверное, был обычной реакцией, только прежде я никогда не пугалась до такой степени.
  Резкий треск напугал еще сильнее, я попыталась забиться в самую крохотную щель своего укрытия, упорно стремясь увернуться от рук сломавшего перегородку Зверя. Я не могла понять, дознаватель это или пришедший за своей жертвой убийца. Отчаянно сопротивлялась, даже когда он потащил наружу. Расцарапала кожу о металлические пластины черной куртки сыщика, но продолжала рваться обратно в убежище, сдирая костяшки пальцев о сглаженные края холодного металла.
  Он выпустил неожиданно и непредсказуемо, и последний мой рывок привёл к тому, что я упала и растянулась на полу. А в следующий миг сверху пролился ледяной дождь. Зубы выбили дробь, ветер, дунувший в распахнутое окно, вдруг показался по-зимнему морозным. Пальцы тут же свело от холода и, дрожа, я с трудом уселась на колени и обхватила плечи руками.
  Внезапная и резкая смена температуры заставила пальцы разжаться, чтобы успеть закрыть лицо ладонями, спасая его от иссушающего зноя. Жар прошил до костного мозга, набился в горло, вызывая неодолимую жажду, пробрался между нитями одежды и спутанными прядями волос, мгновенно высушив их.
  Изумленный вздох вырвался сам собой, а уже осмысленный взгляд натолкнулся на насмешливый взор дознавателя.
  — Пришла в себя? — задал еще один вопрос Зверь и повел ладонью, отчего меня резко подбросило в воздух и поставило на ноги прямо напротив принявшего самую расслабленную позу мужчины.
  — Как можно, — зубы больше не стучали, а возмущение позволило, наконец, высказать собственные мысли, — как можно так обращаться со всеми? Как можно впустую тратить заряд столь уникальной магической вещи?
  Последний вопрос удивил нас обоих и задан был потому, что мое внимание привлекли красные всполохи, бегущие по золотой поверхности выглянувшего из-под куртки браслета.
  Дознаватель внезапно улыбнулся и невозмутимо ответил:
  — Точно так же, как и впустую тратить мое время на разные глупости и бессмысленную истерику.
  — Бессмысленную?
  У Зверя превосходно получалось сводить все мои ощущения к возмущенной злости.
  — Возможно, за вами преступники приходят каждый день в надежде убить, и вы уже привыкли, а я нет!
  — Я предлагал защиту, Мышка, тогда бы тебе не пришлось дрожать, забившись в крохотную щель. Ты же выбрала глупую игру, состроив из себя самостоятельную и независимую библиотекаршу.
  — Он не мог найти меня так просто! Панель незаметна снаружи, а он шел точно к ней. И вы!
  Последняя фраза прозвучала как обвинение.
  — Тебя легко найти, Мышка. Аромат выдает.
  Какой аромат? Я растерянно коснулась растрепавшихся волос, поднесла прядь к носу, вдохнула, вообразив, будто сегодня сбрызнула их любимыми духами, но не ощутила даже слабого флера.
  — Я ничем не пользовалась.
  — Я говорю о запахе твоей кожи и волос, об аромате твоего тела. Он сильнее, когда ты боишься, Мышка.
  Какие глупости! Люди ведь не звери, чтобы обладать таким же нюхом. В ответ на эту мысль само собой пришло воспоминание о платке, который схватил Призрак.
  Потребовать от дознавателя мало-мальски четких пояснений помешал запрыгнувший в окно помощник.
  — Ну? — требовательно спросил сыщик.
  — Его нигде нет, ребята спустились на улицу и проверяют до самого тупика.
  — Ушел, — постановил Зверь, даже не скрывая собственной досады, — собери всех внизу, мы возвращаемся.
  Помощник кивнул и мгновенно исчез из комнаты, а я открыла рот от изумления.
  — Как возвращаетесь?
  — Обычной дорогой, — отмахнулся Зверь, задумчиво глядя в ночь за окном.
  — Вы оставите меня одну?
  — Предлагаешь провести ночь у тебя? — приподнял брови мужчина, заинтересованно оглядев мой халат, накинутый на длинную ночную рубашку.
  Я невольно стиснула отвороты, запахивая ткань еще плотнее, и даже попятилась.
  — Ничего такого я не предлагала, но ведь он может вернуться, — голос под конец фразы охрип и задрожал.
  — Вряд ли, — качнул головой Зверь, — уже то, что он пришел за тобой так скоро, выбивается из его обычного образа действий. Второй раз за ночь Призрак не появится.
  — Как вы можете знать…
  Мою попытку добиться обоснованных заверений, мужчина прервал тем, что резко развернулся и сделал шаг в мою сторону.
  — Кстати, маячки деактивированы, нужно снять.
  — Какие…
  И эту фразу окончить не успела, поскольку Зверь подхватил за талию и устроил меня на подоконнике. Пока я хватала ртом воздух, он резко сдернул халат вниз, а ладонями прошелся по моим покрывшимся мурашками рукам. Легкий зуд, который ощущала до сих пор, тут же стих, но я едва бы разобралась в чем дело, не заметь исчезающие с кожи темные очертания скорпионов.
  Скорпион! Дознавательская метка, пресловутый маячок, настроенный на определённые эмоции человека и посылающий сигнал тому, кто его установил. Когда он только успел?!
  — В коридоре, — поймал сыщик мой изумленный взгляд.
  — Пока нахально меня ощупывали? — со злостью спросила и ахнула, а потом попыталась оттолкнуть спустившиеся на бедра наглые руки.
  В ответ он лишь встал вплотную, отчего я лишилась способности бурно сопротивляться, а ткань длинной рубашки сама потянулась вверх, оголяя ноги.
  С ума сойти! Эти метки оказались даже на внутренней поверхности бедер. Показалось, будто Зверь вновь изменил температуру в комнате, призвав иссушающий зной, но в этот миг дознаватель отклонился, и я смогла ощутить прохладный ночной ветерок из раскрытого окна.
  Мужчина задумчиво меня оглядел, а потом остановил взгляд на губах.
  — Точно, последняя, — заявил он. Я ожидала, что он протянет ладонь, но бесцеремонный родственник императора решил снять метку отнюдь не рукой. Он склонил голову, а я резко подалась назад, рискуя выпасть в окно. По лицу мужчины пробежала тень недовольства, точно его изрядно утомило мое сопротивление.
  Широкая ладонь запуталась в моих волосах, вторая надавила на спину, а Зверь прижался к моим губам своими.
  Даже боюсь предположить, как мы смотрелись со стороны. Я с задранной выше колен рубашкой и разведенными в стороны ногами, между которых замер главный дознаватель. Учитывая, что он крепко меня держал, пока убирал с губ жгучую метку, второй версии происходящего не могло бы возникнуть даже у самого умного сыщика.
  Как и в прошлый раз мужчина отпустил, лишь когда перестала сопротивляться.
  — Мышка, — обратился он негромко, проводя большим пальцем по моим губам, словно стирал поцелуй, — метки лучше снимать тем способом, каким они поставлены.
  — А ин… — я сделала попытку перевести дух, поскольку дыхание сбилось, а сердце выпрыгивало из груди. Вдохнула побольше воздуха и закончила предложение, — а иначе что?
  — Будет больно, — пожал плечами дознаватель и отстранился. — Я учту на будущее твое неумение целоваться, милашка, и буду лепить маячки самым примитивным способом. Теперь нет смысла делать это тайно, я прав?
  — Мое имя Миланта! — я спрыгнула с подоконника, пошатнулась и вцепилась пальцами в холодный камень. После ощутила порыв ветра и, развернувшись, захлопнула окно. Когда я повернула голову к дознавателю, собираясь продолжить беседу, а точнее, планируя высказать ему все-все про тайные методы, обнаружила комнату пустой.
  — Ничего себе!
  Я растерянно обвела спальню взглядом.
  — Ушел? Снова вот так взял и ушел?
  Я прижала ладони к щекам и обнаружила, как сильно они горят.
  — Да что он за человек! Что за дознаватель такой!
  И вместе с этими вопросами возник еще один: что мне теперь делать? Маячки он снял, а ставить метки сразу после того, как убрал предыдущие, нельзя. Остаточный след мог спровоцировать повторную активацию, оттого приходилось какое-то время выжидать. Но если Призрак ждать не станет?
  С одной стороны, в глубине души я верила выводам Зверя. Он так уверенно говорил, что убийца этой ночью уже не придет, будто располагал неопровержимыми, но недоступными мне доказательствами. А с другой, он не был на моем месте. Сегодня довелось такого натерпеться, что если бы не совершенно неожиданное поведение дознавателя, я бы точно скатилась в истерику.
  Что и говорить, умел он отвлечь внимание жертвы неудавшегося покушения. А эта его фраза про примитивные способы навешивания маячков. Будто я умоляла себя поцеловать! Словно прежде должна была из уважения к кузену императора обучиться технике целования. Для неприметных библиотекарш не так много находилось желающих преподавать подобные уроки. Да что он, вообще, понимает!
  Я снова возмущенно запыхтела, даже не задумываясь о том, что это все же лучше, чем замирать от страха, прислушиваясь ко вновь воцарившейся в библиотеке тишине.
  Новая идея пришла в голову внезапно, и я сперва отмахнулась от нее, однако мысль оказалась настойчивой и упорно не желала прятаться обратно на периферию сознания. Директор велел искать другую работу, но уже завтра он узнает о произошедшем этой ночью. Узнает и выгонит меня. То есть даже до утра оставаться не имело смысла, можно было паковать вещи прямо сейчас. Но куда идти?
  Я приблизилась к темному окну, вглядываясь в ночь за стеклом. Звезды мигали на небосводе, в окнах окружающих домов еще не горел свет. Куда? К непредсказуемому дознавателю, который будет раз за разом делать из меня приманку для убийцы, пока кому-то из них двоих не улыбнется удача? Как мне скрыться от обоих?
  Прижав ладонь к лицу, тоскливо вздохнула и отошла от окна, случайно смахнув что-то со стола рукавом. Присмотревшись, увидела закатившийся под стул камень. Я ведь хотела отдать его сыщикам! А Призрак его даже не забрал.
  Подняв улику с помощью носового платка, полюбовалась на разноцветные блики, которые бросали россыпь радужных капель на рукав, и внезапно приняла окончательное решение. Оставалось только достать из-под кровати свой маленький потертый чемоданчик и собрать в него нехитрый скарб.
  Я собралась так скоро, как еще никогда в жизни. Все накопленное богатство уместилось в чемоданчике, легко застегнувшемся на металлические застежки. Погладив холодный металл с мелкими трещинами и потертости на видавшей виды коже, прижала чемодан к груди, набираясь решимости. Отец тоже когда-то пустился в далекое путешествие по всей бескрайней империи, не имея ничего за душой. Шел по дорогам, неся в руке только вот эту вещицу.
  Немного он заработал за это время, если измерять богатство в деньгах, но если взять другую меру, ту, что меньше всего ценится в настоящее время, то он стал великим богачом. Частью своих сокровищ он поделился и со мной, а я теперь предаю его идеалы, дрожа здесь, в крохотной каморке под крышей, цепляясь за видимое благополучие, боясь сделать лишний шаг за пределы ставшей уютным прибежищем библиотеки. Довольно! Зверь очень точно меня оценил. Мышка, всего лишь серая невзрачная и пугливая мышка. Я умею гораздо больше, я знаю гораздо больше, и я добьюсь большего, если только вырвусь за пределы своей тюрьмы-убежища, и никому не позволю управлять своей жизнью.
  Напутствуя себя таким образом, только чтобы избавиться от гложущего чувства страха, я решительно отворила дверь и сбежала по черной лестнице до первого этажа. Охрана стояла на дверях главного входа, а со стороны заднего дворика была еще одна дверь, обычно запертая на замок. Где находился ключ, я знала, а потому теперь тихонько вставила его в замочную скважину, провернула два раза и протяжно выдохнула, когда услышала щелчок. Дверь поддалась без усилий, оставалось только тихонько притворить ее за собой, прежде чем шагнуть в пугающую неизвестность.
  Не думаю, что успела уйти далеко, хотя в переплетении маленьких улиц, примыкающих к зданию библиотеки, я разбиралась неплохо. Свернув в противоположную от тупика сторону, отправилась в направлении утреннего рынка, а не дойдя до него пару кварталов, свернула несколько раз и вдруг очнулась в незнакомой подворотне.
  Сориентироваться оказалось сложнее, поскольку улицы не освещались фонарями, однако не это беспокоило меня в данный момент. Неприятное щекочущее чувство возникло внутри — предвкушение пока еще не осознанной беды. Проанализировав то, как то и дело стремился раскрыться в широком зевке рот, а глаза приходилось непрерывно тереть, чтобы не слипались, я осознала, что помимо прочего ноги заплетались точно у пьяной, а руки ломило под тяжестью легкого чемодана. Усталость навалилась внезапно и пришлось прислониться к ближайшей стене. Колени подогнулись, и я медленно сползла вниз, устраиваясь на корточках. Последняя мысль была о том, что сон буквально свалил с ног.
  
  Глава 3.
  
  Как же сдавило виски и в ушах так гудело. Качнув головой, ощутила еще большую тяжесть, ноющую, давящую, она обручем охватывала голову. Что со мной?
  — Ох-х!
  Я тяжело выдохнула и сжала зубы, когда резкая боль прокатилась по всему телу, стоило лишь раскрыть глаза. Вокруг было темно, ничего не видно, я сидела на чем-то твердом, прислонившись спиной к стене. Заведя руку назад, ощупала стену и поняла, что это дверь, старая, деревянная, рассохшаяся в мелкие трещинки.
  Ладонь сместилась ниже и ощутила шершавый камень, а затем гладкий, отполированный подошвами чужих ног порожек, на котором я и примостилась, точно нищенка на паперти.
  В голове всплыла последняя сцена, как шла, шатаясь, словно пьяная, как сползала вдоль стены, придавленная неподъемной тяжестью, а глаза закрывались сами собой.
  Меня усыпили!
  Я знала только одного мерзкого типа с волшебными браслетами, кому невыгоден был мой побег. Зверь мог просчитать, что я перепугаюсь до смерти и не пожелаю остаться в библиотеке до утра, опасаясь новой встречи с Призраком. Да-да! Несмотря на все заверения дознавателя, у меня до сих пор от дурных предчувствий сжималось сердце и по коже пробегал холодок.
  Где я теперь? Утро еще не наступило, а вокруг узкая темная подворотня, за спиной дверь в чужой дом. Повернуть ли назад, пытаясь выбраться в более освещенное место, или лучше следовать вперед, надеясь, найти выход там?
  Что это? Чьи-то голоса.
  Мерный басовитый гул приближался, постепенно складываясь в слова, а я сжалась в маленький комочек, подтягивая к груди чемоданчик. Ничего хорошего от встречи с беседующими людьми в непроглядной тьме старой подворотни я не ждала. Этот район не относился к богатой процветающей части города. Я ведь нарочно, убегая, юркнула в грязные извилистые улочки, желая затеряться и уйти от возможной погони.
  Затерялась.
  — Не нравится мне это, — слова теперь прозвучали отчетливо, а от тяжелой поступи земля ощутимо подрагивала.
  — Ты о том, что ищейки шарились по улицам? — спросил чей-то хриплый скрипящий голос. — Тебя искали?
  — Не меня, но с ними был Зверь, а этот кого хочешь учует. Нужно делать ноги.
  — Всадить бы нож ему промеж лопаток, — злобно процедил обладатель скрипящего голоса.
  — Не подберешься, — в тон ему ответил второй, отчего я зябко поежилась и с трудом перевела дыхание.
  — Ш-ш-ш, там кто-то есть.
  — Где? — скрипучий тон простого вопроса заставил волоски на коже подняться дыбом.
  — Там, дальше.
  — Ищейки? — шепотом уточнил второй, а потом раздался шорох, словно что-то металлическое и очень острое вытягивали из старых ножен.
  Последний вопрос остался без ответа, но шаги зазвучали приглушенно, превратившись в осторожные, крадущиеся, приближающиеся ко мне. Сердце забилось от нового страха, пальцы сжались со всей силы на ручке чемодана, а кожа в яремной впадинке вдруг зачесалась и захотелось провести по ней ногтями, избавляясь от зуда.
  — Кто бы там ни был, он один. Сейчас познакомимся, — шепот прозвучал зловеще и совсем близко, а шаги замерли в метре от меня. А потом я содрогнулась от резкого залихватского свиста, прокатившегося от одного конца подворотни до другого. И не я одна перепугалась, люди, еще недавно горевшие желанием со мной познакомиться, громко выругались.
  — Ловушка! Уходим!
  И они ринулись прочь, в противоположную сторону, а потом вдруг тишина вокруг взорвалась сотней звуков: бранью, воплями и веселым выкриком: ‘Ату их!’
  Я узнала этот голос, и скованное страхом тело мгновенно подбросило вверх. Подхватив чемоданчик в одну руку, положила вторую на шершавую стену и, торопясь, поспешила в сторону второго выхода.
  Шум и перебранка за спиной отдалялись, и я прибавила ходу, почти переходя на бег. Когда рассмотрела чуть светлеющий проход между темных стен, бросилась к нему, уже не таясь, и с ходу влетела в перегородившую путь выступившую из-за угла фигуру.
  — Мышка, — шепнули на ухо мужские губы, а руки крепко стиснули в объятиях, — я почти успел соскучиться.
  Я уронила чемодан, метя попасть по его ноге, но дознаватель только извернулся, уклоняясь от ‘снаряда’, а рук не разжал.
  — Почему вы не в той стороне? Я слышала вас там! — выдохнула разочарованно, а потому еще более возмущенно.
  — Они справятся, — заявил сыщик, имея в виду своих подчиненных, — а у меня другая задача.
  И он вдруг стремительно присел на корточки, а через секунду я взвизгнула, повиснув вниз головой на его плече.
  Голос пропал мгновением позже, как и способность сопротивляться. Я висела безвольным кулем, пока Зверь утаскивал в неизвестном направлении. В ушах шумело, в глазах потемнело и вся кровь прилила к голове, а потом резко отхлынула, когда меня закинули внутрь черного экипажа, на одно из мягких сидений. Запах кожи в широком пространстве кареты мешался с легким ароматом мужских духов.
  Только хлопнула дверца, как экипаж покатил вперед, а кузен императора быстро задернул шторки на окнах, погружая пространство вокруг в еще больший полумрак. На улице уже можно было разглядеть очертания домов, и небо постепенно светлело.
  Ощутив, что ко мне вернулась подвижность, я тут же раскрыла рот, собираясь закатить настоящий скандал, а Зверь мигом затянул к себе на колени и, сковав мои запястья своей рукой, быстро прижался губами к яремной впадинке.
  — Ай! — я забилась, стараясь вывернуться, когда кожу начало жечь и колоть сотней иголочек.
  — Именно так бывает, если снимаешь метку иным способом, не тем, каким поставил, — хмыкнул Зверь.
  — Она жжется, жжется. Больно!
  — Маленькое наказание строптивой мышке не повредит.
  Я всхлипнула. После всех событий безумной ночи ещё и метка обжигала.
  — А не нужно было сбегать.
  Второй всхлип прозвучал ещё громче.
  — Глупо, мышка.
  Я проглотила очередное рыдание только затем, чтобы выдавить из себя:
  — Вы поставили метку, после того, как сняли другие. Она могла прожечь мне кожу! Вам, вам плевать…
  — Ш-ш-ш.
  Зверь повел рукой, и жжение прекратилось, тёмные размытые очертания скорпиона окончательно пропали с кожи.
  — Эта метка не активировалась в прошлый раз, зато сработала в этот. Так случается, когда ставишь одну в стороне от остальных. Если метки срабатывают все разом, реагируя на нужную эмоцию, они ‘поджигают’ друг друга благодаря близкому расположению, а вот одна маленькая и одинокая может остаться незадействованной.
  Удивление вновь перекрыло желание плакать. Никогда не слышала о подобном методе. Зверь просто мастер! То-то он мне все бедра этими метками покрыл, куда дотянулся.
  — А на губах? — возмущенно вскрикнула, ловя его на обмане.
  — Там не было метки, — как ни в чем не бывало отозвался дознаватель.
  — У вас кошмарные методы и сам вы кошмарный!
  — Зато не даю тебе скатиться в истерику, мышка.
  Да уж, ужас прошедшей ночи отступал перед изумлением от действий более чем странного сыщика.
  — Отвезите меня в библиотеку.
  — Ты оттуда сбежала.
  — Теперь хочу обратно.
  — Обратно не выйдет.
  — Почему?
  — Ты самое ценное, что у меня есть. Мышка, я везу тебя к себе.
  — Куда?!
  — Сперва хотел во дворец, но передумал. Там защита слишком хорошая, Призрак не проберется. Для этого особенного случая я решил открыть свой городской особняк. Так что привыкай звать меня ‘дорогой Кериас’, отныне ты моя любовница, милашка.
  — Я вам не любовница!
  От возмущения перехватило дыхание.
  — Я могу это доказать.
  — Что?
  — Ночь, безлюдные улицы, закрытая карета, а ты сидишь у меня на коленях и едешь ко мне домой.
  Я тут же сделала попытку сползти с мужских колен, но безуспешно. Его руки не только удержали, но еще и стиснули крепче, взметнув в душе целую бурю чувств, но перекрыло их чистое негодование.
  — Я не стану вашей любовницей! — практически по слогам заявила дознавателю, ткнув пальцем ему в грудь.
  — Нет, не станешь.
  И все же он обладал поистине уникальной способностью сбивать меня с толку, находя именно те слова и фразы, которые воздействовали на эмоции и меняли их полюс.
  — Нет? — уточнила растерянно.
  — Нет, — заявил мужчина, а в полумраке кареты блеснули приоткрывшиеся в усмешке зубы. — А ты разочарована?
  Снова раздражение начинало клокотать, настойчиво требуя выхода.
  — Вы сами только что сказали…
  — Привыкать звать меня ‘дорогим Кериасом’. Это значит, играй на публику, Ми-лан-та, — и опять усмешка, — видишь, я запомнил.
  — Ненавижу! — сорвалась.
  Стукнула кулаками ему в грудь, как могла сильно.
  — Просто ненавижу! Что за отвратительная манера издеваться надо мной и помыкать, как вам заблагорассудится?
  — Я всеми помыкаю, Мышка, работа такая, — пожал плечами Зверь, проигнорировав и мои слова, и беспорядочные удары. Единственным знаком, что он заметил мой протест, стала долгожданная свобода. Меня выпустили из капкана рук и пересадили на сиденье напротив.
  — Ты можешь отказаться, — развел он ладони в стороны, будто демонстрируя, что в данный момент вовсе не пытается воздействовать на меня, хотя именно этим и занимался. — Если продолжишь настаивать, так и быть, верну в библиотеку, но ситуацию это не изменит. Дальнейшее сможешь нарисовать в своем воображении. У библиотекарей ведь богатое воображение? Даже не будучи сыщиком легко предположить, как все будет развиваться дальше. Например, ты останешься без работы.
  Я вскинула голову.
  — Конечно, знаю, — ответил он на молчаливый вопрос и продолжил в той же спокойной манере, — Призрак, крадущийся по пятам, поиск нового места, грязные подворотни…
  — Вы мне угрожаете?
  — Зачем? Не я собираюсь устраивать для тебя такую жизнь, ты сама.
  Хотелось, очень хотелось ответить резко, а еще грубо. Оборвать его, бросить в лицо какую-нибудь гордую, но совершенно пустую и бессмысленную фразу о том, что справлюсь и обойдусь без его помощи, без его сомнительных сделок. А потом дрожь пробегала по телу, когда вспоминала, точно наяву, лицо Призрака, его взгляд, прожигающий старое дерево, зловещий шепот невидимых в темноте подворотни людей, шорох вынимаемого из ножен кинжала.
  — Что предлагаете вы? — я думала, язык не повернется спросить, но инстинкт выживания оказался сильнее и гордости, и отчаянного желания свободы.
  — Дам, что пожелаешь, в обмен на сотрудничество.
  Какое смелое, наглое заявление, как раз в его духе. А самое обидное, оно было произнесено совершенно ровным тоном без бахвальства. Ну что может потребовать невзрачная библиотекарша от кровного родственника императора, чего он не смог бы выполнить? Ни-че-го. Я и сама это поняла.
  Взгляд прогулялся по темной фигуре напротив, не различая черт, но невольно задержался на руке, той самой, где на запястье плотно сидел массивный золотой браслет. В горле пересохло от волнения. Но я не умею пользоваться накопителями. Ведь даже если потребуется, то к нему в довесок нужен целый курс по управлению опасной энергией, иначе и до несчастного случая недалеко. Но…
  Не было ни школ, ни магов, преподающих основы управления энергией накопителей, да потому что сами магические вещицы были невероятной редкостью. А как иначе, если от тех же магов люди держались подальше, боясь их, точно самых страшных существ на свете. А ведь они тоже были людьми в каком-то смысле. Я только сейчас об этом задумалась. Прекрасно понимала, отчего было организовано закрытое поселение, отчего маги не допускались в человеческое общество, и лично испытала магическое воздействие. А разве кому-то может понравиться, если на любой твой протест следует взмах рукой, и вот ты уже свисаешь вниз головой с широкого плеча, а вымолвить и слова не в состоянии. Однако они все же были людьми.
  Зверь, например, пусть и пользовался накопителями, заряженными чужой силой (бездарно, на мой взгляд, расходуя ценную энергию), но тоже был живым, обуреваемым желаниями человеком. Одержимым своей работой, целью отыскать самого неуловимого и загадочного убийцу, переиграть давнего противника. Я была средством, но невзирая на это, даже в чем-то понимала его, ведь и сама страдала от болезни под названием ‘Любимая работа’. Да, он был живой, от его тела исходило тепло, веяло настоящей силой, он мог дать мне защиту. А в ответ маленький риск — возможность погибнуть в процессе ловли Призрака.
  Я вздохнула глубоко, а выдох вышел чуточку печальным, не равнодушным, как хотелось бы.
  — Я ведь правильно понимаю, вы предлагаете мне работу, — пользоваться его щедрым предложением следовало прямо сейчас.
  — Верно, — его голос звучал без привычной насмешки, словно Зверь… хотя нет, Кериас, открыл во мне что-то новое, что-то, позволившее ему заговорить со мной нормальным тоном, как с человеком, не с пугливой дрожащей мышкой.
  — Я хочу получать за эту работу соответственное жалование.
  — Соответственное?
  — Моя работа сопряжена со множеством рисков, а главный — лишиться жизни в случае провала операции. Посему оплата должна быть соответственно высокой.
  — Будет, — пообещал дознаватель.
  — Крышу над головой вы мне уже предложили, так что с этим вопрос временно решен. Однако после того как выполню все ваши условия, не хотелось бы оказаться на улице. Мне нужна… нужна будет квартира. Моя собственная.
  — Без проблем, — коротко пообещал родственник самого императора, как показалось, улыбнувшись в темноте.
  — И оформите все это в письменно виде, пожалуйста, и официально заверьте.
  — Исполню, — смеялся он про себя или нет? Голос звучал ровно.
  — И в нашем с вами сотрудничестве воздержитесь от магического воздействия на меня, от этих ваших методов давления. И я бы предпочла обойтись без физического контакта, за исключением моментов, когда это действительно необходимо. Могу ли я поинтересоваться, почему именно любовница?
  — Самое простое объяснение для окружающих, почему я всегда держу тебя рядом с собой, и никаких обязательств друг перед другом в дальнейшем.
  — Меня это устраивает, — я невольно передернула плечами и сложила руки на груди.
  — Тогда договор и все прочие документы ты получишь уже утром.
  Я заметила, как он протянул руку и, поколебавшись мгновение, вложила в нее свою ладонь.
  — Так приятно иметь дело с разумными библиотекаршами.
  Его пальцы пожали мои, задержали на секунду, согревая теплом широкой ладони, и выпустили.
  — При второй встрече, вы называли меня глупой.
  — С тех пор наметился большой прогресс, — хмыкнул несносный мужчина и вдруг добавил, — а теперь мы едем к Амели.
  — Куда?
  — К той волшебнице, что сделает из тебя сногсшибательную любовницу.
  
  От усталости я едва не уснула на подъезде к волшебнице. Голова запрокинулась на удобную спинку сиденья, а потом медленно съехала вдоль кожаной обивки и оказалась лежащей на чем-то более твердом и жестком, оказавшемся плечом моего новообретенного любовника, который сам меня и стянул.
  — Приехали, — известил Зверь, когда я, сонно моргая, сделала попытку определить собственное местонахождение и обнаружила себя на руках дознавателя.
  — Почему все-таки любовница? — зевнув, выдала уже заданный прежде вопрос. Ясно, что не в моих интересах было заставлять его передумать, от щедрых предложений в плачевном состоянии не отказываются, но все же новая роль несколько нервировала.
  — А кто, Мышка? — он поставил меня на ноги, поднял медный молоток и ударил по окрашенной красным лаком двери. — Для кого бы еще я открыл собственный особняк и сам поселился рядом?
  — Ведь могли пойти по иному пути, объяснить, что оберегаете свидетельницу.
  Спина ровно не держалась, как и ноги, а побеленная стена, соседствующая с лакированной дверью, показалась заманчивой и вполне надежной опорой для уставшего тела. Навеянный сон, к сожалению, не наполнил его свежестью и бодростью, скорее, еще больше вымотал.
  — Ты плохо знаешь людей, которые хорошо знают меня.
  — Что?
  — Есть такие доброжелатели, которые рассчитывают на скандальный провал этого громкого дела.
  Иными словами, мечтают, чтобы Зверь проиграл. Могу их понять. Что что, а ‘располагать’ к себе имперский родственник умел.
  — Уберут тебя с дороги, Мышка, и спугнут мою добычу, — буднично закончил Кериас, дав понять, что игра, в которую я ввязалась, является еще более запутанной, чем показалось вначале.
  — А… — вопроса, призванного вытянуть подробности об этих самых ‘доброжелателях’, не последовало, поскольку дверь наконец-то распахнулась, едва не припечатав меня к стене. Рука дознавателя перехватила и удержала створку на полпути, а улыбка, возникшая на лице мужчины, вызвала сильное удивление, которое меня порядком встряхнуло.
  — Амели-и, — протянул Кериас столь низким и чувственным голосом, что я тут же постаралась разглядеть обладательницу этого имени прямо сквозь перекрывшую обзор деревянную преграду.
  — Ох, — сдавленный стон выражал равную степень радостного изумления и удовольствия, — милорд! В столь ранний час! Умеете вы быть неожиданным.
  Это он точно умеет.
  — Прошу вас, проходите, — защебетала хозяйка, оправившись от удивления, — что я могу для вас сделать?
  Фраза прозвучала многообещающе и еще не была закончена, когда меня молниеносным движением вытянули из-за двери и, крепко держа за плечи, сунули чуть ли не под нос вновь изумившейся Амели.
  — Ааа, — протянула миловидная брюнетка лет тридцати пяти в наспех накинутом на плечи роскошном пеньюаре и быстро окинула мою фигуру цепким профессиональным взглядом, — желаете подобрать платье?
  — Желаю подобрать все! — на этой сакраментальной фразе меня втолкнули прямо в просторную прихожую.
  
  Я не слишком внимательно осматривалась в роскошной гостиной с золотой лепниной на потолке, огромным камином и зеркальным паркетом, удовлетворившись тем, что в нишах возле эркерных окон стояли удобные диваны. Заметив, как мой сиятельный любовник вольготно устроился на одном из них, улыбаясь порхающей вокруг гостя Амели, я рухнула на другой, стоявший чуть поодаль, и проигнорировала брошенный мельком взгляд дознавателя.
  Знаю, что согласилась, но можно отложить исполнение новой роли до того момента, когда я высплюсь? Ответного взгляда Кериасу хватило, чтобы он уловил мое настроение и, ласково взяв хозяйку за руку, что-то ей шепнул. Думаю, это было нечто из разряда: ‘Моя спутница ужасно ревнует, моя волшебница, даже не желает делить со мной этот диван. Не стоит ли начать примерку?’ По крайней мере, выразительную гримаску на лице Амели я заметила и мелодичный смех, в меру веселый, под стать шутке, услыхала. А после хозяйка испарилась из гостиной и явилась обратно спустя несколько минут, которых мне не хватило, даже чтобы собрать остатки сил, открыть рот и что-нибудь сказать императорскому родственнику, закинувшему ноги на заботливо подставленный пуфик, а спину на возникшие из ниоткуда подушки.
  Оказалось, Амели использовала эти несколько минут, чтобы облачиться в наряд королевы и соорудить на голове прическу, точно для выезда на бал. Из только что проснувшейся феи с длинными распущенными волосами (которые, к слову сказать, не были ни растрепаны, ни всклокочены, а лежали блестящими волнами на белых, выглядывающих из-под пеньюара плечах), она превратилась в царственную особу, с горделивой осанкой и повелительным взглядом темных глаз.
  — Дорогая, — это обращение относилось ко мне, — пройдите вон за ту занавеску, вами немедленно займутся.
  Жест и тон оказались такими выразительными, что согнутые колени разогнулись сами собой, а гудевшие ноги выпрямились и отнесли меня за упомянутую занавеску, и только там я задумалась, как сюда дошла.
  — Я уже разбудила девочек, милорд, — донесся из гостиной немного приглушенный музыкальный голос, — они сейчас же спустятся и займутся вашей, ммм, подопечной.
  — Миланта не подопечная.
  — Ооо, — тихонько протянула Амели, — прошу прощения, милорд.
  Понимать намеки, завуалированные сдержанным тоном, хозяйка умела.
  — Какого превращения вы желаете?
  — Такого, на какое вы способны, моя волшебница.
  Моя? Пф! Какая жалость, что у нее в гостиной нет большого и удобного стола, как у него в кабинете. Им же неудобно беседовать в привычной для Зверя манере.
  — Девочки не подведут, а я отдам им соответствующие распоряжения. Так рано в доме находятся лишь Жюли и Мартина. Вы ведь помните малышек?
  Наверное, в ответ последовало пожатие плечами, поскольку голоса дознавателя я не слышала.
  — Ах, милорд! В который раз убеждаюсь в жестокосердии мужчин, — заворковала Амели, умело пользуясь богатым тембром голоса и приглушенным, почти интимным тоном, — Жюли была в вас влюблена, а малышке Мартине вы всегда ужасно нравились.
  — Жюли? — протянул сыщик, явно напрягая память.
  — Вы не помните! — притворно досадуя, воскликнула хозяйка.
  Конечно, не помнит, у него плохая память на женские имена, а может и на лица, поэтому он предпочитает запоминать на ощупь.
  — Ах, коварные мужчины!
  К чему вся эта болтовня?
  Оказалось, болтала мадам лишь для того, чтобы лестью и заигрываниями развлечь своего раннего посетителя, дабы он не досадовал на ожидание помощниц, которые, по логике, сами обязаны ждать прихода клиентов. Я услышала их приближение, поскольку мою комнатку отделяла не одна, а две занавески. Наверное, это было нечто вроде примерочной, с одной стороны, примыкавшей к гостиной, где проводился показ всего, что предполагалось выбрать и купить, а с другой стороны выходившей в мастерскую, куда, щебеча, и впорхнули пташки мадам Амели.
  — Кериас, — услышала я приглушенный вздох.
  — Он, точно он!
  Вероятно, девушки посмотрели в замочную скважину, поскольку в гостиную выходило несколько дверей. Одна вполне могла вести в мастерскую.
  — Мадам лишь сказала, что пришел клиент.
  — Как же давно он не появлялся.
  — Ох, Жюли, только не говори, что до сих пор страдаешь по милорду. У тебя ведь есть Лоран.
  — Я не говорила, — приглушенно вздохнули за занавеской, одним этим вздохом подтверждая все мыслимые и немыслимые страдания.
  — Ой!
  — Что?
  — Мадам помогает ему снять куртку, а он сегодня в форме.
  Я задумалась над тем, что они назвали формой. При наших встречах дознаватель всегда носил черную кожаную куртку и того же цвета брюки. А сегодня я и вовсе не запомнила его одежды.
  — Ах!
  От этого восхищенного возгласа даже усталость стала отступать, зато накатило понимание, что я, жутко утомленная, жду, когда ко мне хоть кто-то заглянет, чтобы со всем рвением взяться за навязанную роль любовницы, а там мадам воркует с притащившим меня сюда мужчиной, а помощницы вовсю им любуются.
  — Какие у него мускулы! — раздалось за занавеской.
  — Ты даже не представляешь, — мечтательно протянула Жюли, — они такие твердые и сильные.
  Сильные мускулы, очень поэтично.
  — Форменная майка очень выразительно обтягивает его грудь, а без куртки можно полюбоваться руками. Как хорошо, что дознаватели не носят модных нынче просторных рубашек. В них совершенно невозможно рассмотреть весь этот идеальный рельеф.
  Светлые боги! Вы там только слюной не захлебнитесь или от разрыва сердца не умрите, а то мой приезд и потерянное время окажутся напрасными.
  — На ощупь еще лучше, особенно когда проводишь по ним кончиками пальцев или губа…
  Я что-то уронила. Случайно. Просто в полном отчаянии запрокинула голову и отступила подальше от занавески, а в итоге сбила манекен, с грохотом повалившийся на пол. Зато напомнила о своем присутствии сразу всем.
  Мадам оказалась в примерочной даже быстрее своих помощниц.
  — Что это такое? — всплеснула она руками, явившись пред мои очи разгневанной хозяйкой, — почему они до сих пор не приступили к работе? Девочки!
  Красные, пылающие точно маков цвет девочки, осознавшие, что клиентка находилась в метре от них за тонкой занавеской и все слышала, медленно вплыли в примерочную, где тотчас же стало жутко тесно.
  — Если вы немедленно не займетесь нашей очаровательной гостьей, — благосклонный и чуточку извиняющийся взгляд в мою сторону (раз не просто подопечная, можно проявить больше почтения, вдруг я снова к ним милорда привезу), — я вам тотчас же подпишу расчет!
  — Мадам! — девицы раболепно склонили хорошенькие головы, а Амели чуточку смягчилась.
  — Приступайте. Полный набор услуг, без исключений, а я займу на это время милорда.
  
  Занимать милорда пришлось полдня. Уж не знаю, как с этим справилась радушная хозяйка, но ее девочки приступили к своим обязанностям с таким рвением, что я поняла смысл слов ‘Полный набор’ как разрешение довести клиентку до полного изнеможения.
  Начиналось все неплохо. Разом превратившись в молчаливых, сосредоточенных мастериц своего дела, помощницы мадам увели в другую комнату, раздели и усадили меня в наполненную ароматной пеной горячую ванну.
  Роскошь! Как же давно я не испытывала подобного удовольствия. В волосы втирали какие-то масла, тело растирали мягкой губкой, а потом заставили выбраться из настоящего благоухающего рая и приступили к пыткам. На кожу лился теплый воск, а мои крики и мольбы о помощи ни на йоту не поколебали решимости привыкших к угрозам и более сиятельных посетительниц девочек. Они удаляли с меня все лишние волоски с таким остервенением, словно являлись помощницами палача. И прекратилось все, лишь когда ни единого признака лишней растительности на теле не осталось.
  За этим разгоряченной, покрасневшей кожи коснулась охлаждающая мазь с легким ментоловым запахом, а я от облегчения выдохнула и удивленно наблюдала, как поверх синей субстанции начинают разворачивать пленку.
  — Волосы не будут расти еще очень долго, — сделала пояснение та девушка, которую, судя по голосу, звали Мартина. Обмотав меня пленкой и решительно усадив на деревянный табурет, она начала наносить на волосы нечто тягучее и липкое.
  — Оно смывается? — с подозрением уточнила у сосредоточенной Жюли, которая только кивнула в ответ, не сочтя нужным пояснить, смывается ли маска просто с волос или вместе с ними.
  Я всегда была достаточно терпеливой и сдержанной, по крайней мере, считала себя таковой и даже не предполагала, что могу громко ругаться и требовать меня отпустить, не имея возможности вырваться из рук хрупких с виду девушек.
  Сейчас мне дико не хватало магического браслета, способного отбросить на расстояние не менее километра двух садисток, принявшихся с помощью жестких мочалок и кремов с мелко истолченными косточками снимать с меня верхний слой кожи.
  Потом снова была охлаждающая мазь, притупившая болезненные ощущения и позволившая перевести дух, и я в мыслях уже несколько раз казнила Кериаса, очевидно, потребовавшего превратить меня в красотку за один день.
  Помощницы мадам Амели знали свое дело. Они не пропустили на моем теле ни единого крохотного участка: голова, плечи, руки, спина, живот, ноги, ногти, уши, даже глаза, которые чем-то закапали и… что там еще имелось в наличии?
  Я потеряла счет всем втираемым в меня мазям, кремам, краскам и прочим жидким, сыпучим, тягучим и иным веществам.
  Самой приятной из всех процедур стал массаж на завершающей стадии, когда я уже и ругаться перестала, а послушно дозволяла делать все, что им заблагорассудится, лишь бы закончили побыстрее.
  — Теперь подберем одежду, — тоном читающей проклятие ведьмы произнесла Жюли.
  Захотелось жалобно умолять их отпустить меня с миром и совершенно голой, но помощницы, вышколенные самой мадам Амели, не поддались бы на уговоры и подкупить их было нечем.
  — Мадам дала пояснения относительно фасона, цвета и тканей, — решила проявить милосердие Мартина, точно обещая скорое избавление, — у нас есть заготовки.
  Эти слова были последними, предшествующими затяжному сосредоточенному молчанию, когда меня поставили на стул (как я умудрилась простоять на нем все время? Может потому что меня грозились исколоть булавками, если пошевелюсь, а продлевать испытанные уже мучения не хотелось) и принялись подносить одну ткань за другой: бархат, хлопок, шелк, вельвет, гипюр, кружево, креп, парча, тафта, муслин. Всех мыслимых и немыслимых цветов.
  Я это выдержала. Не знаю как, но выдержала. И даже не пикнула, когда меня стали обряжать в готовый наряд, начав с нижнего тончайшего белья из шелка и кружев, затем натянув на ноги чулки, после заставив меня просунуть руки и голову в вырез тонкой батистовой сорочки, затем — необычное бюстье, наверняка разработанное самой мадам, обрисовавшее и поднявшее грудь так, что я заслужила одобрительное хмыканье Мартины.
  На спине жесткий каркас стянули шнуровкой. Это был не корсет, но спина у меня тут же выпрямилась, а плечи мгновенно ушли в стороны, пытаясь соответствовать горделивой осанке. Платье я заметила на спинке стула, и его очертания уже расплывались перед глазами. В памяти отложилось, что оно было насыщенного лавандового цвета с гипюровыми вставками.
  — Волосы, — коротко скомандовала Жюли, и они вместе с Мартиной, вооружившись щетками, напали на мою уже очищенную ото всех кремов, мазей и красок шевелюру и расчесывали, пока пряди не начали искрить.
  — Лицо, — этот приказ означал начало преображения непосредственно лица, но косметики на него положили на удивление мало. Пуховка с ароматной пудрой слегка пробежалась по лбу, носу, щекам и подбородку. Мне оставалось только гадать, отчего я отделалась так легко, избежав даже втирания маскирующего крема. Разве только после всех притирок выравнивать цвет уже не имело смысла.
  — Ресницы, — тут меня ждало новое испытание, поскольку мои родные были признаны недостаточно длинными, густыми и черными и просто красить их никто не собирался.
  Пришлось ложиться на кушетку и терпеливо ждать, пока Мартина нанесет нечто густое и странно пахнущее на каждую ресничку правого глаза, а Жюли — левого. А потом, я готова поклясться, ощутила, как ресницы растут. В гудящую голову пришла несуразная мысль, которая умудрилась укорениться в мозгах лишь благодаря вскользь брошенному Зверем ‘Волшебница’ — мадам Амели использует непростые крема.
  Сколько же стоят ее услуги?
  Хотя какая мне разница? Я не настаивала на роли любовницы, а человек, который может позволить себе магический накопитель, не разорится от покупки нескольких нарядов и от дюжины волшебных процедур. Не напрасно мадам работает и процветает, значит, знает толк в своем деле и удовлетворяет требования клиентов, иначе ее давно бы наказали за использование созданных магами препаратов. Как она их покупает? Какой-нибудь канал контрабанды? Бред! Или не бред? Кажется, я очень многого не знала о взаимодействии людей с магами, пока не столкнулась с представителем сильных мира сего.
  — Волосам не хватает блеска, а цвету насыщенности, — сдержанно заметила Жюли — она была сама сдержанность во время проведения процедур — и принялась снова втирать что-то в волосы, а затем расчесывать.
  Когда меня обрядили в платье, на ноги надели удобные туфельки на невысоком каблуке, я решила, что все закончилось и вот сейчас обрету желанную свободу, но девушки принялись придирчиво оглядывать со всех сторон, затем втерли в губы бальзам из тонкого тюбика, пригладили брови с помощью щеточки, с нанесенной на нее пенкой, зачем-то припудрили уши, шею и руки, а потом заставили меня еще полчаса выдерживать пытку прической. Ее сооружали так старательно, словно готовили новую содержанку милорда к выходу в свет (я не сомневалась, что были и старые, с прочно забытыми именами, которых он приводил к мадам ‘как же давно’). Волосы немного начесали и забрали в высокий хвост, скрепив его заколкой, а потом тщательно расчесывали каждую прядку, спуская на спину или плечи в кажущемся творческом беспорядке (если только можно тщательно организовывать беспорядок).
  — Готова, — бесцветно произнесла Жюли.
  — Все как пожелала мадам, — более эмоционально добавила Мартина.
  Интересно, я теперь и правда соответствую высокому званию любовницы милорда дор Харон амон Монтсеррат? Судя по взгляду девушек, все же соответствую, и теперь за нищую облагодетельствованную подопечную меня не примут.
  — Прошу вас, — повела рукой Жюли, приглашая следовать из комнаты пыток в примерочную, а оттуда — на суд зрителей.
  
  Глава 4.
  
  Я прошла по заданной траектории, очень стараясь не отклоняться, и остановилась перед занавеской, за которой было настолько оживленно, что не возникало сомнений — мадам превосходно справляется с развлечением милорда. И я вдруг вспомнила, что забыла посмотреть в зеркало.
  Девушки отдернули занавеску и, подхватив под руки, вывели меня в гостиную, в которой резко воцарилась тишина.
  Первая мысль — со мной что-то не так. Девочки мадам Амели что-то сотворили с лицом! Они как-то…
  Громкий выдох оборвал тонкие ниточки мыслей, и я замерла.
  Выдохнула сама мадам, так отреагировав на мое появление. Показалось, она хотела вскочить с дивана, на котором устроилась рядом с Кериасом, но, совершив первое спонтанное движение, Амели осталась сидеть, только повернула лицо к Зверю, старательно пряча под внешней невозмутимостью собственную растерянность.
  Тогда и я решилась посмотреть на хранившего молчание целую минуту милорда.
  Он смотрел холодно и пристально, и холод во взгляде, если его усилить магическим накопителем, мог бы меня заморозить.
  — Что это? — колючие льдинки его тона полетели прямиком в мадам и, имей она возможность, закрыла бы порозовевшее личико руками, чтобы острые ледяные края не поцарапали нежную кожу.
  — Это… эта… Как вы просили.
  Она позабыла добавить игривости в тон и сильно сжала ладони. Девочки рядом со мной переглянулись и быстренько отступили, только занавеска колыхнулась вослед.
  — Я просил привести ее в подобающий вид и подобрать нужные наряды. А это что?
  — Эффект, — мадам откашлялась и все же решилась подняться, чтобы приблизиться ко мне, — эффект действительно неожиданный.
  Кажется, Амели подошла не столько рассмотреть, сколько желая отгородиться от сыщика моей замершей фигурой.
  Где же зеркало?!
  — Что вы хотели, милорд? — мадам оказалась подальше от дознавателя и несколько овладела собой, — иногда, берясь огранить алмаз, не можешь предугадать, как он засверкает в форме бриллианта. Эффект, про который вы спросили, называется ‘Перламутровая кожа’. Стандартная процедура, которую выбирают многие клиентки, она позволяет коже приобрести белизну и бархатистость. Очень редко, крайне редко, позвольте заметить, достигается результат, подобный этому. Все зависит от структуры кожи.
  Кериас молча поднялся и тоже приблизился ко мне, они с Амели оказались по обе стороны баррикады, которой я и являлась.
  — Перламутровая? — чуть ли не по слогам и очень отчетливо уточнил сыщик.
  Мадам сглотнула и быстро кивнула, подтверждая его слова, а ладонь сыщика легла на мое обнаженное плечо и провела сверху вниз, задержавшись на запястье. Пальцы легко обхватили его и подняли, поднеся почти к мужским губам. Мне показалось, еще секунда и он прижмется ртом к голубой быстро-быстро бьющейся жилке, но Кериас лишь рассматривал кожу.
  — Видите, это естественное сияние. Нам с непривычки оно бросилось в глаза. У девушки чудесная кожа, которая всего лишь страдала без должного ухода, огрубела, пожелтела, теперь она вернула свой натуральный цвет, впитала целебную силу снадобий. Дотроньтесь еще раз, она стала бархатистой на ощупь.
  Мадам окончательно овладела собой и принялась расхваливать ‘товар’, а Зверь не заставил просить себя дважды, провел рукой до шеи, попутно лаская пальцами, и подхватил упавшую на ключицу прядь волос.
  — Вы покрасили ей волосы.
  — Подобрали цвет, наиболее гармонирующий с конкретным цветотипом внешности. Этот эффект мы называем ‘Шелковым каскадом’.
  Кериас пропустил прядь сквозь пальцы и поднес ближе к лицу.
  — Пахнет, как прежде, — тихо заметил сыщик, а мадам продолжала разливаться соловьем.
  — Почувствуйте, какими мягкими стали волосы, какими гладкими! Это цвет густого темного шоколада. Тягучего и пряного, как само желание.
  И прежде чем сыщик коснулся какой-то еще части моего тела, Амели сама развернула меня лицом к нему, чуть ли не втолкнув в мужские объятия, да еще подняла голову за подбородок.
  — Этот цвет изумительно оттеняет ее глаза. Они кажутся большими, бархатистыми, как у пугливой лани, милорд. Их блеск может соперничать с любыми драгоценными камнями.
  — Блеск тоже ненатуральный? — уточнил сыщик, смотря на меня, а не на мадам.
  — В моем салоне все натуральное, — оскорбилась мадам. — Капли лишь усилили первоначальный эффект. У девушки чистый глубокий взгляд.
  Следующего вопроса Кериас не задал, просто коснулся пальцами моих губ.
  — Они останутся такими же нежными и яркими, даже без использования помады. Удобно, не правда ли? Никаких следов после поцелуев.
  Судя по изменившемуся взгляду мужчины, он сам решил в этом убедиться и очень неторопливо опустил голову ниже, а я отчего-то даже не отклонилась, наверное, потому что за спиной стояла мадам. Или меня загипнотизировали, или снова применили магию. Или потому что он так смотрел… Я не помню, чтобы на меня хоть раз так смотрели.
  — Слишком красиво, — он резко отклонился, — мне не нравится.
  Мадам ошалела — иного слова и не подберешь — хотя и пыталась взять себя в руки. Вдыхала, выдыхала, наверное, вспоминая в этот момент, что за клиент посетил ее салон, а в темных глазах светилась жажда крови.
  — М-милорд, — с явным трудом произнесла Амели, — вы первый мужчина, — тут она умудрилась изобразить нечто, напоминающее улыбку, — который возражает против излишней красоты.
  — Она привлекает ненужное внимание, — отрезал Зверь, нимало не заботясь о состоянии мадам.
  — Ах, вот что! — Амели наконец-то сделала понятные для себя выводы, и ее отпустило.
  Только мне было ясно, на что намекал дознаватель. Ему требовалась фиктивная любовница, не блеклая невзрачная мышь, а ухоженная, интересная женщина, чей внешний вид не вызовет сомнений и вопросов, почему кузен императора выбрал именно ее, но не та, кто одним появлением повергает всех в затяжное молчание. Мадам же пришла к иным выводам.
  — Что я вижу, милорд, неужели вы впервые в жизни ощутили горечь ревности? Но вам ли испытывать неуверенность в собственных силах, разве вы позволите кому-то увести столь прелестную куколку?
  — Именно так ее и хочется называть. Я просил превратить Мышку в Милашку, а вы сотворили из нее куклу.
  Именно такое прозвище ‘Куколки’ я слышала прежде в разговорах людей. Оно не являлось оскорбительным, скорее, наоборот, неким эталоном красоты и изящества, удивительного сочетания чисто женского магнетизма и очарования, восхищавшего людей. Ведь именно куколками звали всех императорских фавориток. Но в устах дознавателя это слово прозвучало оскорблением.
  — Она вовсе не кукла! — вновь всплеснула руками мадам, выдержка ей изменила, потому что Амели не смогла подобрать другого определения, — не кукла, она ваша, ваша…
  — Моя, моя? — издеваясь, изломил брови дознаватель.
  — Именно! Ваша! Забирайте! — и меня от переизбытка чувств все же втолкнули в мужские объятия, которые сжались вокруг кольцом и разжиматься не планировали.
  — Заберу, если вернете, как было, — заявил Кериас, при этом продолжая крепко обнимать и откровенно забавляясь тем, что довел Амели до белого каления.
  Возможно, мне следовало и дальше молчать и слушать их препирательства, но я только представила себе повторение всех садистских процедур, и в душе похолодело.
  Ладонь взлетела вверх прежде, чем я задумалась, что собираюсь сделать, и легла на мужскую щеку, провела по ней, цепляясь за колючие щетинки, появившиеся за бессонную ночь, и замерла, когда сыщик опустил на меня взгляд.
  — Дорогой Кериас, — наверное, выражение его лица можно было описать, как изумленное, но мне сейчас не удавалось анализировать, — прошу, поедем домой. Я очень устала.
  И уткнулась головой ему в грудь, собираясь спать здесь и сейчас, если меня не повезут хоть куда-нибудь.
  Амели победно кашлянула, Кериас промолчал, а потом мои колени начали медленно подгибаться, а сама я завалилась на сыщика, и он быстро склонился и поднял меня на руки.
  Счастье какое! Мне больше не нужно стоять!
  Устроив голову на уже довольно привычном плече, закрыла глаза и перестала подавать признаки жизни.
  — Хорошо, мадам, — подвел итог всем препирательствам дознаватель.
  У меня и сил недостало посмотреть на Амели и убедиться, что сейчас хозяйка выглядела в высшей степени удовлетворенной, поскольку именно удовлетворение звучало в ее голосе, когда она ответила:
  — Природу не обманешь, милорд, если она дала потрясающие данные, их только нужно извлечь на свет и профессионально подчеркнуть. Мы будем счастливы видеть вас снова. Вся заказанная одежда будет доставлена по нужному адресу. Во дворец, позвольте уточнить?
  — В мой особняк, — голос сыщика звучал ровно и безэмоционально.
  — О-о-о, — протянула Амели, точно что-то подсчитывая в уме, — вы открываете городской дом? В нем, должно быть, после стольких лет требуется навести лоск?
  — Требуется, — коротко согласился Кериас, и также коротко спросил, — возьметесь?
  — У меня есть нужные знакомства, проверенные компании. Я так понимаю, требуются найм слуг, уборка и…
  — Охрану я организую сам.
  — Тогда я немедленно раздам нужные распоряжения, и сегодня же к вам придут нужные люди.
  — Стоимость посредничества включите в счет, — на этом Зверь круто развернулся и направился к выходу.
  — Всего доброго, милорд, — долетел в спину елейный голосок Амели, с трудом пробившись сквозь клубившийся в голове туман, а дальше я уже спала.
  Слишком яркие события вызывают самые глубокие впечатления. Я почти привыкла к серенькой безликой жизни, и резкий поворот в ней не мог не отразиться на сознании. Именно этим проще всего объяснялись все испытанные за время знакомства с Кериасом ощущения.
  
  Переезд в карете и прибытие в нужное место я хоть и проспала, но все же ощутила. Доносились сквозь дрему какие-то шумы и звуки голосов, а когда перестало покачивать и трясти, накатил крепкий сон. Перемешались в голове все образы и сказанные слова, и сон стал таким же тягучим и сладким, как шоколад мадам Амели.
  Сновидения, от которых становилось жарко, от которых хотелось запрокинуть голову, вдохнуть больше воздуха, зажмуриться, а после распахнуть глаза и ладонью пробежаться по коже, унимая покалывания жгучих поцелуев. Эти поцелуи сплетали паутинку на теле, набрасывались на меня полупрозрачной сетью, отчего хотелось выгнуться, схватиться за что-то, способное послужить спасением, даже если это скрипящий шелк простыней.
  И шепот, шепот в голове, он слышался тихим ‘Не надо’ или ‘Не стоит’, переплетался с тяжелым судорожным дыханием, путался в густых прядях волос, смешивался с горячностью ладоней и сплетенных пальцев, разливался по коже растопленным золотистым медом новых поцелуев. Все тело плавилось от жара, и теперь касания чужих губ охлаждали, и хотелось позволить им дотрагиваться до прозрачной кожи быстро-быстро, в ритме бьющихся паутинок сосудов и прерывистых вдохов.
  Ладони широкие, чуточку шершавые гладили ноющую грудь, живот и бедра, тонкие щетинки волос покалывали, оставляя красный след на шее, ключицах и плечах, а губы накрывали губы, уверенно, без сомнений, заглушая полупротест, полумольбу: ‘Не могу’.
  — Не могу больше! — задыхаясь, выкрикнула в остропряную темноту цвета шоколада и открыла глаза.
  Комната, просторная и светлая, а вокруг кажущаяся пустота. Кажущаяся, потому что мебель была закрыта белыми чехлами, и, кроме белого, вокруг оказалось слишком мало красок. Обои, когда-то желтые или золотистые, выцвели, даже паркет на полу поблек и был темнее окружающей белизны лишь на несколько тонов.
  В раскрытое окно врывался легкий ветерок, проносился по поверхностям чехлов, разносил в воздухе запах пыли. Он шел от пола, от покрытого серым слоем паркета, зато чехлы оставались нетронуто снежными и чистыми.
  Я задумалась, отчего так получалось, но мысли еще не успели выпутаться из тонкой сети сновидения и, прижав ладони к щекам, ощутила жар кожи, тот жар, что мне привиделся.
  Рядом не было никого, на широкой кровати примятой осталась лишь моя сторона, а на белом чехле не виднелось следов чужого присутствия. Дотронулась до белоснежной поверхности, она скрипела под пальцами, и это оказался не шелк.
  Я прошла до двери и повернула ручку, открыла, прислушалась. В пустом доме царила тишина и все та же кажущаяся пустота. Свет гулял по коридору, свободно проникая сквозь окна, столь же чистые, как и чехлы на мебели.
  Звук, донесшийся откуда-то снизу, словно сдвинули или уронили что-то тяжелое, унял забившееся быстрее сердце.
  — Кериас, — позвала, добежав до лестничной площадки и свесившись через перила.
  Внизу были открыты двери, не входные, а другие, ведущие в белоснежное пространство иной комнаты.
  Я сбежала по ступенькам, начиная ощущать себя неуютно в этой пустоте, и ворвалась в столовую, чтобы, резко затормозив, чуть не сбить стоявший у длинного стола стул.
  Дознаватель, устроившийся по ту сторону, удивленно поднял голову и, оглядев меня, с интересом спросил:
  — За тобой гнался Призрак?
  — Нет, — я вздохнула с облегчением и быстро села на стул, рассматривая, что Зверь держал в руках. Гербовые листы и документы, и даже ни намека на закуски или иную пищу. Ведь не собирался он есть бумаги на завтрак?
  — Еду скоро доставят, — ответил на невысказанный вопрос дознаватель и продолжил просматривать листы.
  — Так от кого ты бежала, куколка? — уточнил он несколько минут спустя, отложив бумаги, пока я тихо сидела и осматривалась кругом.
  — Я ни от кого… — замялась, не зная, как продолжить, — от чего, — выдала растерянно.
  — Ты бежала ‘от чего’?
  Я кивнула, не зная, каким образом объяснить собственный испуг и эту резкую смену эмоций от плавящего жара к белой пустоте.
  — Просто сон, — провела рукой по лбу, ощутив на нем испарину, — сон.
  Думала, ему достаточно будет и этого. Выглядел Кериас слишком невозмутимо и равнодушно для человека, заинтересованного в моих объяснениях, но он все же спросил:
  — Страшный сон?
  Рассудив, будто решил, что я видела Призрака, качнула головой и пояснила:
  — Жаркий.
  Темные брови изогнулись, а уголки губ приподнялись в усмешке. Он не стал повторять слово, которое я умудрилась подобрать для описания более чем странного сновидения, а как-то понимающе качнул головой. Настолько понимающе, что испытанные во время пробуждения подозрения всколыхнулись вновь.
  — Вы знаете, что мне снилось?
  — Могу догадаться.
  — Как это можете? — я подалась вперед, прижав к гладкой поверхности белого стола сжатые ладони и пристально, требовательно посмотрела на дознавателя.
  Его же взгляд невозмутимо прогулялся по моему лицу, спустился ниже, задержался в области декольте, и я тут же сменила позу, осознав, как выгодно подчеркнула все и без того подчеркнутые платьем мадам округлости.
  — Я тоже отдыхал, — пояснил дознаватель, видимо полагая, что этого достаточно.
  Пожав плечами, собралась слушать дальше и вновь поймала его усмешку, а Зверь продолжил:
  — Чем плохи магические накопители? Тем, что могут транслировать магию, даже когда не управляешь ими. Чаще всего, когда носитель открыт, не ставит барьеры и испытывает довольно сильные эмоции.
  — довольно сильные для чего? — я нахмурила брови, пристально разглядывая широкий золотой браслет.
  Сейчас Зверь тоже был без куртки, и я не решалась отвести взгляд от его руки, чтобы ненароком не сконцентрироваться на том, чем восхищались девочки мадам Амели. Обсуждаемая тема сама по себе оказалась довольно щекотливой.
  — Для трансляции. Иногда браслет передает интенсивные желания тому, кто находится рядом и точно так же открыт, чтобы эту передачу принять.
  Умно, сложно, и не до конца понятно человеку, не знакомому с принципом работы накопителей, но общий смысл я уяснила, а осознав до конца, смутилась.
  — Вы…, — покраснела и замешкалась с вопросом.
  — Хочу тебя?
  Покраснела сильнее.
  — Бесспорно.
  Я схватилась за край стола и пожалела, что на нем не стоял хотя бы стакан с водой. С очень холодной ключевой водой.
  — Желания преходящи, куколка, — сам Кериас нисколько не смутился, говорил ровным тоном, но чуточку насмешливо, — от них накаляется воздух и трескается кожа на пересохших губах, но глоток отрезвляющей воды и вот…
  — Что вот? — взгляд совсем отяжелел и теперь уже сам не поднимался выше золотого обруча, охватывавшего мужское запястье.
  — Они испарились, как облачко пара. Сегодня есть, завтра нет. Навязчивы только идеи. Например, идея поймать того, кто неуловим.
  — Послушайте, — я тряхнула головой, но мысли прояснялись очень неохотно, — зовите лучше Мышкой, вам же не нравятся куколки.
  — Разве? — смех в его голосе прозвучал достаточно отчетливо, — мужчина способен возражать против излишней красоты?
  — Не знаю, — теперь я отважилась посмотреть ему в глаза, поймала их насмешливое выражение и перестала смущаться.
  Почему решила, что не нравится? Вероятно, по тому, как неуловимо кривились его губы, словно в презрительной издевке, произнося это прозвище чуть не по слогам. Единственный признак, который и признаком считать не стоит.
  — Лучше Мышкой, — вздохнула снова.
  — Что же ты не спрашиваешь, Мышка? — весело поинтересовался он, не отпуская моего взгляда.
  — Чего?
  — Почему не нравятся.
  — Я подумала, вы знали кого-то…, — сказала и замолчала, почувствовав, что попала в точку.
  — Я имею информацию обо всех, — отрезал Кериас и продолжил уже более ровно, — работа, Мышка; фавориток императора приходится проверять… И знал одну, — закончил неожиданно.
  Он умел так: построит конец фразы и, кажется, все ясно, но вдруг точка в последнем предложении вызывает еще больше желания получить ответ на тот же самый вопрос.
  — Одну? — уточнила, но не стала спрашивать был ли он чересчур лично с ней знаком, с той одной.
  — Да. Была только одна, — он опять усмехнулся, — с чистым глубоким взглядом. Была и нет.
  — Что? — такой концовки я вновь не ожидала. Просто не подходили его фразы выражению, с которым произносились. Ни горечи, ни даже сожаления.
  Вдруг вспомнились разом его резкие слова и странное поведение, заявления и поступки, повергающие в шок окружающих, стремительные жесты, короткие отрывистые фразы и то, что въелось в кровь не хуже собственных привычек, будь то манера поведения или разговора. Насколько все это настоящее? Может, подделка? Заслон против чего-то? Чего-то равнодушного, черствого, такого, что говорит со спокойствием в голосе: ‘Была и нет’. Или у меня просто разыгралось воображение, у библиотекарей ведь богатое воображение.
  — Наш завтрак, Мышка, — повторил Кериас то, что я не расслышала в первый раз, — пойдешь открывать на правах хозяйки?
  — Вы их нарочно транслировали? — почему бы не воспользоваться его манерой общения? Ему-то удается сбивать меня с толку неожиданной сменой темы, а я вот выбрала вернуться к предыдущей.
  — Нет, — он совсем не растерялся. — Думал о тебе, представлял.
  И так он это ‘Представлял’ произнес, чуть растягивая гласные, глядя прямо в глаза, что меня как молнией пронзило.
  — Это даже не сон был?
  — Свободная передача эмоций, Мышка. Я расслабился, что с того?
  Что с того? Да то что мне… да то что я…
  — Так откроешь? Там сейчас вынесут входную дверь.
  Не зная, как иначе справится с возмущением, подскочила со стула и, игнорируя усмешку Кериаса, рванула к двери. Следовало посмотреть сперва, кто пришел, но рядом с главным имперским дознавателем я тоже расслабилась, в том смысле, что возложила все обязанности по собственной охране на его плечи, а потому не взяла за труд проверить личность посетителя. А проверить стоило.
  Вдох застрял в горле, колени подогнулись и я бы села на пол самым неприличным образом, не поймай меня за локоть наш посетитель. Неприличным, потому что императора принято приветствовать поклоном и сидеть в его присутствии дозволяет только он сам.
  Пока справлялась с головокружением и хватала ртом воздух, Ириаден авин Тартос амон Монтсеррат поднял мою голову за подбородок и принялся изучать с пристальным вниманием. Я бы даже сказала, слишком пристальным.
  — Кого я вижу, — веселый голос от двери в столовую немного встряхнул и вывел из транса, — сюрпри-из! Это так по-императорски.
  Снова захолодело в груди. Как он может разговаривать подобным тоном? Нас же обоих сейчас казнят.
  Холодный взгляд истинного владыки империи Монтерра, обратился на прислонившегося к дверной притолоке Зверя. Дознаватель даже не подумал кланяться, он стоял, засунув одну руку в карман брюк, и с нарочитой радостью на лице созерцал сиятельного кузена.
  — Ты так и не научился манерам, — скривился император.
  — А ну кыш! — ответил на это Кериас, и я едва не скончалась на месте от сердечного приступа, пока не поняла, что слова обращены не к императору, а к его охране, которую я тоже умудрилась не заметить.
  Логично было предположить, что атрионы, так называли лучших воинов, призванных защищать владыку, не принимали приказы ни от кого, кроме своего повелителя, но, очевидно, я ошиблась. Без лишних споров шестеро мужчин, одетых в военные мундиры, вытянулись по стойке смирно, склонили головы и исчезли за входной дверью.
  — Отпусти Мышку, — а эти слова были обращены именно к императору, — не люблю, когда ее трогают чужие дяди.
  Вот если бы сейчас великий и светлейший Ириаден авин Тартос послушался Кериаса, я бы всерьез задумалась, а не начать ли мне отвешивать поклоны Зверю, но владыка Монтерры и бровью не повел.
  — Значит, родственникам можно, — со всей уверенностью заявил он.
  Игра в слова точно была их семейным увлечением. Даже сразу представилось, как на досуге, сидя в огромной зале у камина, Кериас и император пытаются обыграть друг друга в словесной битве, потягивая горьковатые напитки из высоких бокалов.
  — Если только осторожно, — ответил на это дознаватель, а потом я пискнула, не успев даже дорисовать картинку игры до конца, потому что меня выдернуло из рук императора, протащило по холлу и бросило на шею дознавателя. То есть со стороны это выглядело так, что я бросилась ему на шею, а по ощущениям, меня охватила вокруг талии гибкая широкая лента, завязалась узлом и утянула в руки Кериаса. Эти самые руки обвились вокруг, а я носом уткнулась в мужскую грудь, которую всеми силами избегала рассматривать начиная с посещения ателье.
  Если от чужого взгляда могут подгибаться колени и холодеть затылок, то не стоит рисковать и оборачиваться. Я рассудила так: раз теперь все равно казнят, лучше держаться за императорского родственника, и вцепилась в Кериаса. Кажется, от испуга не рассчитала сил и слишком сильно вдавила ногти в его кожу, оставив на ней красные полукружия следов, которые заметила позже.
  — Я бы имел честь пригласить императора разделить с нами скромную трапезу, но еду никак не доставят. Наверное, этому мешают те шестеро громил, что торчат за дверью моего дома.
  — В наши намерения не входило задерживаться.
  С этими словами, подразумевая под ‘наши’ себя сиятельного, император величественно прошествовал мимо и устроился во главе длинного стола, заняв место дознавателя. Ухватил кончиками пальцев одну из бумаг, поднял, бегло просмотрел и бросил обратно на стол.
  — Садитесь, — дозволил он.
  Усомнившись в том, что Зверь не сел бы без разрешения, я тем не менее опасалась проявлять инициативу, пока Кериас не утянул на стул.
  Мы сели. Точнее, дознаватель сел, а меня усадил к себе на колени. Скажу честно, к этому моменту я была уверена, что ничему уже не удивлюсь, но уверенность оказалась преждевременной.
  — Интересно, — изрек император, подперев подбородок рукой и внимательно глядя в нашу сторону, в то время, как я пыталась не встретиться с ним глазами.
  — Она меня успокаивает, — заявил Зверь и провел широкой ладонью по моим волосам, словно я была любимым питомцем, уютно примостившимся на руках хозяина. Но чего бы мужчина ни делал, лучшим казалось молчать.
  — Пускай, — дал высочайшее дозволение император, явно привыкший к странностям своего родственника. — Как настроения в Снежном княжестве?
  Если судить лишь по его тону, могло сложиться впечатление, что два хороших друга расположились в гостиной, чтобы мирно поболтать.
  — Волнения, как обычно.
  — Принимаешь меры?
  Фраза прозвучала спокойно, но с необычными требовательными нотками, словно обсуждалась не политическая ситуация в целом, а нечто другое, понятное им двоим. Я принялась судорожно перебирать в уме названия княжеств нашей бескрайней империи, пытаясь вспомнить уже упомянутое, а попутно прислушивалась к беседе.
  — Люди стали больше читать, а новые знания ведут к новым взглядам, — продолжил император.
  — Чтение не запретишь, — ответил на это дознаватель, — можно взять под контроль, чтобы свободомыслие не распространялось дальше очерченного круга.
  Я все же решилась посмотреть на владыку, а он в этот миг бросил задумчивый взгляд на меня. Быстро опустив глаза, продолжила перебирать в уме княжества.
  — Контроль — это хорошо. Как раз твой круг обязанностей. Разберешься с тем, что вызывает большее беспокойство?
  — Как всегда, — с ленцой протянул Зверь и с намеком добавил, — стоило ли озарять сиятельным присутствием такое скромное и заброшенное жилище?
  — Стоило, — коротко ответил император и поднялся, — не провожай, лучше потрать время, чтобы снять, наконец, эту защиту.
  Он величественно покинул комнату, а затем и дом своего кузена, оставив в моей душе трепет, рожденный его появлением.
  Стих гул захлопнувшейся двери, а мы еще не обменялись ни единым словом. Я приходила в себя, а Зверь… Он просто сидел, молчал и гладил мои волосы. Ладонь поднималась вверх, подхватывала густую прядь и сжималась в кулак, чтобы медленно поскользить вниз, потом снова вверх, пальцы распрямлялись и проходили сквозь волосы, разделяя их ровными бороздками, затем опять вверх.
  — О какой защите он говорил? — не выдержала я этой тишины.
  Его взгляд медленно сфокусировался на моем лице, затем скользнул ниже, к губам, и Кериас ответил:
  — О той, что внутри дома, — он указал рукой в сторону, точно демонстрируя, вон же она — защита, и улыбнулся, вымолвив, — как странно.
  — Что странно? — я попыталась слезть с его колен, но ощутила ту самую невидимую ленту, которая крепко привязала меня к мужчине. — Отпустите, больше нет надобности держать.
  Его улыбка стала дразнящей, навевая мысли о чем-то тягучем, сладком, и снова вспомнился шоколад.
  — Что это первое, о чем ты спросила — о защите. И так всегда, Мышка. Молчишь, думаешь о своем, не досаждаешь пустой болтовней и не смотришь на императора, который смотрит на тебя. Ты странная.
  — Я странная?!
  — Беда красивой женщины в чем, Мышка?
  Он меня с ума сведет своей манерой разговора.
  — В ней самой, — ответил дознаватель, — со скромной неприметной библиотекаршей другие мужчины не хотят сделать вот этого:
  Резкий рывок и я уже лежу на столе, а сыщик нависает надо мной.
  И слова не успела вымолвить, как он остервенело впился в мои губы, бешеным, жадным, почти грубым поцелуем.
  Я задыхалась, упиралась ладонями в его грудь, пальцы соскальзывали с напряженных мышц, впивались в широкие плечи, путались в распущенных черных волосах, и оттолкнуть не выходило.
  Сумасшедший, совершенно сумасшедший и поцелуй, и он сам!
  Освободил он меня также неожиданно, отстранился, облокотился ладонями о столешницу, тяжело дыша и опустив голову.
  — Если вы повторите такое, — сложно было говорить, отдышаться не получалось, а досказать мысль не вышло — горячая ладонь накрыла мой рот и заставила замолчать.
  — Как я и думал, — произнес Кериас, пристально посмотрев на мою правую руку, а на губах появилась невеселая усмешка, — феникс, Мышка, — он очертил костяшками пальцев мое плечо.
  Я столкнула его ладонь, закрывшую рот, и села на столе. Одернула подол платья и пригладила волосы, только после этого попыталась рассмотреть плечо, на котором золотистой канвой проступал неприметный рисунок.
  — Ты знакома с символикой императорского дома? — спросил Кериас и, не дожидаясь ответа, сам пояснил, — это знак императора.
  — Еще одна метка? — мне хотелось убить кого-нибудь в этой комнате. — У вас это тоже семейное, метить что попало? Попало плечо, отметили, попало бедро, тоже метку поставили? Мы договаривались, что вы обойдетесь без физического контакта, кроме случаев, когда это необходимо.
  — А это необходимо, Мышка. Иначе такой рисунок не проявился бы. Теперь у нас месяц.
  — Месяц до чего? Договаривайте фразы до конца, если беретесь что-то объяснять. Не сводите меня с ума!
  Я разозлилась и расстроилась, хотя пока не понимала отчего конкретно.
  — Ты понравилась императору, а отбор фавориток через месяц. Если за это время Призрак не объявится, правитель не будет спрашивать ничьего разрешения, он просто заберет тебя во дворец.
  — Когда он вам сказал?
  — Мы обсудили ситуацию при тебе.
  — Ах, вот что. Все же использовали шифр? А я голову сломала, припоминая Снежное княжество. Зачем только себя утруждали?
  — Привычка, Мышка.
  — То есть император понимает, что я приманка?
  Зверь просто кивнул.
  — А это зачем? — я показала на свое плечо.
  — Проверка. Кузен привык не доверять никому на слово, ему самому нужно было разобраться, что у нас за отношения. Обнимаю ли я тебя только на людях или целую даже тогда, когда императора здесь нет. Открыл ли я дом для приманки или для интересной мне женщины.
  — И что?
  — А то, что ему теперь нет до всего этого дела. Я уже сказал, ты ему понравилась, и у нас на работу месяц. Если Призраку нужна невинная Мышка, ему стоит поспешить и явиться за тобой до отбора.
  В некоторых ситуациях мои руки жили собственной жизнью, то есть могли вдруг размахнуться, чтобы отвесить хлесткую пощечину стоявшему напротив мужчине, который так спокойно рассуждал об убийце и желал его скорейшего появления.
  Он перехватил руку за запястье, крепко сжал и стащил меня со стола. Блокировал возможность двигаться, прижав локоть к своей груди и ухватив меня за талию.
  — Все из-за вас, — мой голос напоминал шипение рассерженной кошки, а в конце фразы сорвался на крик, — вы потащили меня к Амели!
  — Спокойно, Мышка, — он держал, не позволяя вырваться, — Амели рассудила, что на работу над твоей внешностью потребуется много сил, и в итоге переусердствовала. Теперь ничего не исправить, но если поймаем Призрака, сможем.
  — Я не хочу быть приманкой Призрака, любовницей Зверя и куколкой императора! И отпустите меня, наконец!
  Он выпустил, отступил на шаг, а потом отвернулся и направился к двери, бросив на ходу:
  — Придется.
  
  Глава 5.
  
  Все, кого мадам Амели наняла по просьбе Кериаса, явились на удивление быстро. Они пришли почти сразу после ухода императора и приступили к выполнению своих обязанностей. Я к тому моменту была так раздосадована разговором с дознавателем, что в воздухе ощущалось приближение грозы и могла вспыхнуть грандиозная ссора, и кто бы вышел из нее победителем, гадать не приходилось.
  Когда Зверь покинул комнату, я бросилась следом. Хотелось вцепиться в его плечи, развернуть, заставить посмотреть мне в глаза и потребовать: ‘Вы втравили меня в это, решите вопрос с императором’, — но требования не были озвучены. Когда я выбежала в холл, Кериас стоял посередине, закрыв глаза и разведя руки в стороны.
  Сперва я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, потерев глаза и приняв происходящее за обман зрения. Окружающее пространство пошло рябью, заколыхалось, как тюль на ветру, и стало распадаться мелкими каплями, которые вспархивали в воздух белым туманом и медленно таяли. То одна поверхность проявлялась под прежде белоснежным покрытием, то другая. Дом обретал краски, мебель обретала очертания. То, что я приняла за чехлы, оказалось магической накидкой. Позже довелось узнать, что она защищала вещи от старения, пыли и грязи, а вот паркет нарочно не был закрыт, чтобы на нем отпечатались следы тех, кто задумал бы пробраться в пустовавший дом без ведома хозяина.
  Волна побежала дальше, пройдя мимо меня дуновением ветра, я обернулась, следя за медленным преображением пространства вокруг, а когда повернулась к Кериасу, он уже опустил руки, устало тряхнул головой, и по холлу разнесся громкий стук.
  — Теперь точно завтрак, — не повернув головы, бросил дознаватель и ушел. Быстрым шагом пересек холл, открыл дверь, за которую еще не довелось заглянуть, и исчез. И позже, когда принимала разносчиков еды, и спустя минут десять, когда в двери постучала нанятая мадам Амели прислуга, Кериас не показывался. А, возможно, он и вовсе покинул наполнившийся людскими голосами и обычной суетой особняк или уехал в Дом имперского сыска.
  Я не видела его до вечера. И устав от изматывающего полного событий дня, от собственных домыслов и опасений, вернулась в ту комнату, где проснулась утром, оглядела преобразившуюся уютную спальню и собралась уже стянуть с себя платье мадам Амели, как за дверью спальни раздался тонкий голосок:
  — Леди, откройте, я пришла помочь.
  Я подошла к двери, распахнула ее и увидела на пороге миниатюрную девушку. Она присела, склонив голову, но тут же шустро выпрямилась и скороговоркой произнесла: ‘Я помогу вам приготовиться ко сну’. Попытка отказаться от такой помощи привела лишь к тому, что девушка ухватила меня за руку и повела к туалетному столику, уставленному множеством баночек, быстро лепеча на ходу:
  — Меня прислала лично мадам Амели, она дала указания относительно того, как следует за вами ухаживать. Изменения во внешности были столь стремительны, что необходим особо бережный уход, иначе могут проявиться неприятные последствия: сыпь, зуд и жжение, местами кожа может потемнеть, и появятся пятна, точно у леопарда, волосы после окрашивания требуют тщательного мытья с закрепителем, иначе цвет изменится, а еще могут просто клочьями полезть. Вы ведь не хотите остаться наполовину лысой?
  Я не то чтобы не хотела, это ведь могло оттолкнуть императора, но вот зуд и жжение пугали, а еще те самые неприятные последствия, упомянутые девушкой. Вдруг отполированные гладкие ноготки тоже вылезут? А ослепнуть не доведется? Мадам Амели применила суровые методы, стремясь исполнить желание клиента, она точно не размышляла на тему: ‘А вдруг приведенная библиотечная мышка не так плоха, как кажется на первый взгляд’, — иначе ослабила бы напор и воспользовалась более мягкими средствами наведения красоты.
  Вот так я и позволила незнакомой служанке заняться моей внешностью, покорно села на мягкую банкетку и посмотрела в зеркало.
  В первый момент равнодушно разглядывала незнакомку с выразительными ореховыми глазами под сенью густых ресниц, а потом медленно раскрыла рот и подалась вперед, ойкнув, когда слишком сильно натянула прядь волос, в которую девушка втирала розовую пенку. Что это? Кто это? Это я?
  Кожа изумительная, она и правда словно светилась, перламутрово-белая, нежная, даже на вид бархатистая. Ровный тон, гладкая текстура. Да от одного созерцания такого идеала можно было зайтись завистливым: ‘Бывает же!’ И это если не рассматривать дальше, упустить из внимания шелковый каскад блестящих густых волос. Мадам не обманула, их цвет великолепно оттенял нежную белизну тела, изумительный, теплый и насыщенный оттенок густого растопленного в белоснежной миске шоколада. Он струился вдоль овала нежного личика, падал на покатые плечи, свешивался до самой талии, маня прикоснуться и на ощупь прочувствовать его мягкость и гладкость.
  Сейчас я без сомнений приняла тот факт, что Амели и правда волшебница. Так умело подчеркнуть все совершенства, усилить и оттенить природные достоинства и скрыть недостатки. Ведь мои глаза никогда прежде не вызывали особого восторга и желания восхититься ими, заглянуть в манящую глубину, полюбоваться трепетной тенью длинных ресниц, ложившейся на нежный румянец щек. Мадам провела сравнение с бархатистым взглядом пугливой лани, и я даже не могла его оспорить.
  Они сияли, как могут сиять глаза счастливой женщины, и это высшее мастерство — добиться подобного эффекта, чтобы взгляд блестел хрусталиками непролитых слез, словно я вот-вот расплачусь от счастья, и навевал мысли о драгоценных камнях. Удивительно, что теперь они не только казались больше, но и природный цвет стал глубже, даже зелень вокруг радужки приобрела насыщенность, точно древесный листок с кофейными прожилками и крапинками, подсвеченный солнечными лучами. Красивый сочный оттенок плавно перетекал в цвет иссушенной коры коричного дерева.
  Ореховый цвет — это ведь даже не небесно-голубой, не изумрудно-зеленый, не загадочно черный, а выглядел он теперь самым необычным, загадочным и манящим. Светлый по контуру, глубокий, таинственный ближе к зрачку.
  Я прежде не могла похвастать идеальными чертами лица, но теперь оно смотрелось чудесно милым, с розовеющими щечками, высокими скулами, чуть вздернутым носиком и яркими пухлыми губками с четко очерченным контуром.
  — Куколка, — именно так я и прошептала, касаясь лица кончиками пальцев.
  Мадам — умелица, а ее девочки — профессионалки высочайшего класса. Это была натуральная косметика с магическими компонентами, проникшая в клетки кожи, ставшая ее составляющей. Ведь подходящую косметику не только нужно подобрать, но, что гораздо сложнее, нанести правильным образом, чтобы смотрелось естественно, а недостатки внешности не замечались, скрытые подчеркнутыми достоинствами.
  — Волшебница, — повторила я, опуская глаза на темно-зеленый лиф платья, видневшуюся в вырезе высокую мраморную грудь и тонкую талию, подчеркнутую шелковой лентой.
  Девочки Амели и над телом немало потрудились. Я думала они только волоски удаляют и убирают верхние ороговевшие клетки, а оказалось, что все эти притирки и снадобья призваны были оказать и иной эффект. Когда служанка стянула с меня платье, и я осталась в чулках и полупрозрачной сорочке, смогла убедиться, что тело выглядело удивительно подтянутым, точно моим излюбленным времяпрепровождением были верховая езда и различные спортивные упражнения. Грудь поднялась, ягодицы тоже, талия казалась тоньше, а ножки, несмотря на мой невысокий рост, стройными и изящными.
  Интересно, будь я от природы этакой упитанной, пухленькой девушкой, мадам добилась бы подобного эффекта даже с магическими средствами? Словно весь жир в ненужных местах попросту сгорел. Может, от этого мне было так больно? Это ведь практически операция без инструментов, одними только препаратами.
  — Вот вам и мир без магии, — пробурчала себе под нос, а служанка уже выкатывала из-за невысокой расписной ширмы в углу маленькую кушетку.
  — Ложитесь. Необходимо сделать профилактический массаж.
  
  Мне казалось, что засну я быстро, только положу голову на подушку, как окажусь в стране сновидений, а в итоге вертелась с бока на бок не менее получаса. Измучившись, откинула в сторону одеяло и подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула в сад. Не видавший ножниц садовника, он был в самом запущенном состоянии, почти как лес, а не парк при доме. Он простирался далеко, с моего окошка даже не видно было ограждающего забора. Захотелось выбраться на улицу и погулять под развесистыми кронами и навесами переплетшихся древесных лиан, пробраться по высокой траве в какой-нибудь укромный уголок.
  Сад оказался старее дома, я узнала это из разговоров слуг. Много лет назад случился обвал старого перекрытия. Тогда особняк насчитывал несколько веков, и для предотвращения подобных происшествий его решили снести. Не знаю, действительно ли это требовалось, ведь если дом был старым, то должны были сохраниться изумительные архитектурные элементы, которые слишком жалко уничтожать. В конце концов, существовали различные способы реставрации, дабы отстроить нечто новое, не разрушая старого. А дом снесли и возвели снова. Закончили строительство и закрыли особняк на много лет, вот до этого самого дня.
  — Как же странно, — вздохнула я, — сколько вокруг загадок. И хозяин этого места — одна сплошная загадка.
  Только произнесла, как тут же заметила самого хозяина. Я не видела его весь день, а теперь разглядела в саду. Он шел по заросшей тропинке, засунув руки в карманы, на плечах черная куртка, взгляд устремлен под ноги, а потом остановился, словно размышляя над чем-то. Не успела даже задуматься, делаю ли что-то неправильное, наблюдая за Кериасом, как он вскинул голову и, кажется, заметил меня.
  Прежде я бы настояла, что невозможно разглядеть кого-то за темным стеклом и занавеской с расстояния, отделявшего второй этаж дома от тропинки заброшенного сада, но с Кериасом нельзя было утверждать наверняка. Я не могла разглядеть его лица и глаз не видела, только чувствовала, вопреки логике, что он смотрит на меня. Призрак вот также смотрел прямо сквозь дерево. А потом дознаватель вдруг резко отвернулся и быстро, в свойственной ему стремительной манере, прошел по дорожке и исчез за углом дома.
  Я отступила от окна и лишь сейчас почувствовала, как колотится сердце. Поспешно забралась под одеяло, натянула его до подбородка и облокотилась на спинку кровати, не понимая, отчего пришла в такое волнение. Наверное, это было предчувствие. Предчувствие того, что спустя минут пять раздастся решительный стук в дверь.
  Я еще размышляла, стоит ли отворять, а замок уже щелкнул, и дверь раскрылась сама. Сжав сильнее край одеяла, наблюдала, как в комнату, освещенную рассеянным лунным светом, проникает темная тень, как на секунду задерживается на пороге, а потом приближается к кровати, замирает совсем рядом и наклоняется ко мне.
  Я зажмурилась, сжалась и попыталась мысленно вознести молитву о защите, о помощи и успела припомнить только несколько вступительных слов, как широкая ладонь накрыла мою и сжала.
  — Снова дрожишь, Мышка, — сказал Кериас.
  Меньше всего я способна была сейчас ответить ему в грубой или же насмешливой манере.
  Он потянул меня за руку, стянул с кровати, а мужская рука обхватила за талию, помогая устоять на ногах.
  — Не дрожи, Миланта. Это глупо.
  Кериас отпустил меня и отступил на шаг, чтобы отдать совсем уж невероятный приказ.
  — Раздевайся.
  Что за невыносимый человек? Возмущение встряхнуло и дало сил ответить соответственно ситуации.
  — Вы серьезно ждете, будто сейчас возьму и разденусь?
  — Жду.
  — Даже не подумаю! И в комнату вас не впускала, нечестно открывать замок магией.
  — Не хочешь как хочешь, — и он развернулся и пошел.
  Уже у самой двери я его окликнула, когда невероятным усилием воли подавила собственное раздражение.
  — Вы только за этим приходили?
  — Нет.
  Хотелось запустить в него чем-то тяжелым.
  — Так зачем?
  — Выжечь метку императора и поставить защиту против подобных ей.
  Это кардинально меняло ситуацию. Неужели нельзя начинать вот с таких простых пояснений, вводить в курс дела, а потом переходить к действиям?
  — Сразу вы не могли объяснить?
  — Не мог.
  — Ну почему? Неужели сложно вести себя нормально или хотя бы вежливо, раз посреди ночи вламываетесь в комнату, куда вас не приглашали?
  — Сложно.
  Кажется, Зверь пребывал в самом отвратительном настроении и совершенно серьезно собирался уйти. Потом не предложит защиты, он ведь такой.
  — Ну стойте же! — задержала его, когда ладонь дознавателя уже повернула дверную ручку. — Вы убедили меня раздеться. И стоило с этого начать, к чему вы постоянно все усложняете?
  — Я упрощаю, Мышка, ты усложняешь.
  Он слегка задержался у двери, а потом уперся кулаком в стену, оттолкнулся от нее и, наконец, отошел, чтобы вернуться ко мне.
  Остановился рядом, ожидая моих действий, и тут совершенно некстати накатили робость и смущение. Пальцы больше комкали ткань сорочки, чем поднимали, и стягивалась она медленно. Я даже успела подумать, что вся беда в неудобстве фасона, попадаешь в подобное одеяние, как в силок, а выбраться не можешь. Только, словно в насмешку над моими неумелыми попытками, Зверь повернул спиной к себе и потянул за ленту. Ткань упала к ногам, а я растерянно прижала руки к груди. После опомнилась и попыталась прикрыться распущенными волосами. Их я отрастила до бедер, хотя и привыкла носить забранными в высокий пучок на затылке. Тогда и пришло понимание, что у мадам Амели не бывает непродуманных нарядов.
  — Теперь стой и не двигайся. Выжигать больно, терпи. Защита не болезненна, но занимает больше времени.
  Смущенная, растерянная, пыталась не шевелиться, благо разворачивать лицом к себе Зверь не спешил, а я попробовала уверовать в то, что в темноте ему не видно деталей, лишь очертания, и действует мужчина больше на ощупь.
  Его ладонь легла на плечо, украшенное золотистой меткой, которая теперь вновь проступила и ярко засветилась. Контур мерцал, а кожу щипало и с каждым мигом все сильнее. Я зажмурилась и от сдерживаемого стона желваки заходили на скулах. Хотелось, очень хотелось сбросить его руку, но ведь императорская метка — не пустой рисунок, не красивая татуировка, а способ контроля и клеймо принадлежности. Захоти император, и во время последнего поцелуя с Кериасом я могла бы испытать невыносимую боль. Просто так, потому что владыке не нравится, когда его выбор пытаются оспорить. Хорошо, что в тот миг у него были иные цели, ну а дальше?
  А дальше не смогла сдержать стона, слезы выступили на глазах, и я все же вцепилась в ладонь дознавателя и попыталась увернуться, убежать от физической боли, но Кериас прижал к себе, крепко перехватив поперек груди свободной рукой. Сейчас мне было не до смущения, стыд смыло новой мучительной волной, а затем самая яркая вспышка, и боль пошла на убыль, медленно затихая. Я еще могла ее чувствовать, но по сравнению с предыдущими ощущениями, она не казалась столь оглушительной и невыносимой.
  Мужчина скользнул ладонью по предплечью и смягчил хватку, чтобы сперва выпустить, а потом сжать руками оба плеча. Теперь он держал не так крепко, а стоило моему дыханию выровняться, а темноте перед глазами уступить место сумрачным краскам ночи, Кериас и вовсе ослабил захват. Он не опустил рук, просто перестал касаться всей ладонью, а дотронулся кончиками пальцев.
  Первое прикосновение досталось плечам, показалось чуточку щекотно. Мужчина легко и неспешно провел до шеи и вернулся обратно, чтобы закончить движение на выпирающих косточках ключиц. Затем пальцы снова пробежались к рукам, коснулись локтей мягкими, чуть поглаживающими движениями и спустились до запястий. Больше не было щекотно, но ощущались легкое тепло и покалывание, и мурашки, но их я чувствовала не в местах прикосновений, а в груди. Хотелось дернуть плечами, отойти и немного перевести дух, прежде чем позволить ему продолжать, но Кериас свое разрешение уже получил и прерываться не собирался.
  Мужские руки снова вернулись к шее, чтобы потом спуститься до самой поясницы и подняться на уровень лопаток. Отсюда движения расходились легкими поглаживаниями вдоль ребер: очертили первые, вернулись, прошлись вдоль вторых и обратно, снова к бокам, к позвоночнику, ниже. На талии пальцы замерли, а потом быстро провели вверх, до подмышек, и в другой раз я бы не сдержала смешок, а сейчас, напротив, закусила губу, потому что смеяться не хотелось.
  Странная защита. И не в том смысле, что Зверь мог использовать ее как предлог, а в том, что его движения напоминали плетение звеньев разного размера и формы, но они точно пересекались и соединялись друг с другом. Я попробовала сосредоточиться именно на этой мысли и сделала попытку отслеживать и даже считать звенья, но сбилась и отвлеклась, когда дознаватель встал ближе, чтобы переместить руки со спины на живот.
  ‘Хорошо, что только пальцы, а не губы’, — эта мысль мелькнула в сознании, а очень яркая картинка тут же сменила ее, дав насладиться иным способом наложения защиты. Я вспыхнула от смущения, и именно в этот миг мужские пальцы мягко очертили полушария грудей. И совсем не двигаться стало трудно.
  В другой ситуации я бы уже извелась, потопталась на месте, переступила с ноги на ногу, начала вертеть головой, сцеплять пальцы, водить плечами, как-то еще отвлекать тело от точечных иголочек и колючих разрядов, не болезненных, в чем-то щекотных и тягуче приятных. А двигаться было нельзя, оттого проблема ощущалась острей. Проблема именно неподвижности, мне очень хотелось отступить на несколько шагов, тряхнуть головой, проясняя мысли, и накинуть сверху что-нибудь плотное и длинное, желательно до самых пят, а можно было лишь вздохнуть, закрыть глаза и ‘терпеть’ дальше. Назойливые мурашки появлялись то на руке, то бежали по ногам или вдоль позвоночника, а теплое мужское дыхание опаляло обнаженное кожу.
  Когда он уже закончит? Хотелось развернуться и задать этот вопрос, но я не посмела, потому что Кериас, очертив бедра, перешел к ногам, коснулся ягодиц. Звенья выплетались, покрывая невидимым рисунком тело, а я кусала губы, но молчала, дознаватель тоже молчал: ни приказов, ни шуточек, ни намеков, тихое быстрое дыхание и равномерные прикосновения.
  Момент, когда он выпрямился и отстранился, ускользнул от внимания, хотя именно его я и ждала, зато быстрый, резкий и чересчур громкий хлопок в ладоши заставил вздрогнуть и вновь скрестить на груди руки. По широкому магическому браслету поползли красные змеи, отблески выхватили из мрака лицо дознавателя, сосредоточенное, с прищуренными глазами и твердой линией сжатых губ.
  Хлопок запустил какой-то процесс, а потом я увидела замерцавшие звенья. Мое тело засветилось мягким голубоватым светом, каждая черточка, каждая деталь и изгиб отчетливо проступили в темноте. Волосы немного прикрывали наготу, как и скрещенные на груди руки, но это не остудило охватившего меня жара смущения. И я еще переживала это острое чувство, когда мягкая тьма снова опустилась легким покрывалом, кожа перестала светиться, а Кериас произнес:
  — Все. Теперь любая метка сползет с тебя, точно краска, смытая водой.
  — Даже ваша? — не удержалась я, а вопрос прозвучал язвительно. Может потому, что все еще стояла голая, пыталась разглядеть под ногами упавшую ночную рубашку и никак не могла найти.
  — Некуда ставить, — удостоил коротким ответом Зверь, проигнорировав издевку.
  И когда я уже надумала удивиться отсутствию сарказма, добавил:
  — Кроме одного места.
  Вот тут уж мое любопытство запылало ярким пламенем.
  — Какого? — уточнила осторожно.
  — Такого.
  — А подробней?
  — Потом, Мышка, я устал. Ты меня не поцелуешь?
  Опять этот резкий переход, уже начинала привыкать.
  — В благодарность?
  — Можешь и в благодарность.
  — Могу сказать вам большое спасибо в благодарность. Вы устали, а я замерзла и хочу одеться.
  — Зачем одеваться, если будешь меня целовать?
  А вот это уже был привычный намек, который и додумывать не нужно.
  — Не буду я вас целовать! Даже из благодарности. — Топнула ногой и зацепила кончиками пальцев рубашку. Склонилась подхватить спасительную ткань, а когда выпрямилась, прижав ее к себе, точно тонкий батистовый заслон, успела увидеть темную фигуру Зверя на фоне распахнутой двери. Он вышел и захлопнул створку за собой, а замок отчетливо щелкнул в повисшей тишине. А еще показалось, будто дознаватель покачнулся.
  — Удивительно легко избавилась на этот раз, — пробурчала себе под нос и поскорее натянула сорочку, чтобы скользнуть под одеяло и закутаться в мягкий теплый кокон, а через секунду уже провалиться в сон.
  
  Я не привыкла, чтобы меня будили словами: ‘Пора вставать. Стоит нанести утреннюю маску’, — потому подняла голову с подушки и удивленно посмотрела на вчерашнюю служанку.
  — Завтрак уже на столе, вот здесь, у окна.
  — Что? — спросонья плохо соображалось, особенно момент с завтраком вызывал растерянность.
  Мне подали еду? А теперь еще начнут ухаживать за моей внешностью, как вчера? Я думала — это разовая мера, без которой нельзя обойтись, но служанку определенно приставили не на один день.
  — А теперь всегда нужно что-то втирать, иначе пойду пятнами и случится непоправимое?
  — Только неделю, а после поддерживающий уход.
  Фух! Камень с души упал. Я даже не стала спорить, когда служанка усадила меня на банкетку прямо в сорочке и накрыла плечи тонкой хлопковой тканью, чтобы не испачкать кожу светло-розовой пенкой для волос.
  И только она начала наносить снадобье мадам Амели, как в дверь постучали. Я бы не удивилась, явись ко мне Зверь со словами: ‘Ты достаточно отдохнула, Мышка, чтобы оплатить мой вчерашний подвиг с удалением метки и установкой защиты?’ — удивление вызвал бы иной факт — вежливый стук. Ведь мужчина обычно входил, куда хотел, не усложняя, как он выразился, весь процесс.
  Я все еще раздумывала, звать ли визитера в комнату или отослать, пока не переоденусь во что-то более приличное, а за меня уже решила служанка, громко крикнув: ‘Не беспокойте госпожу, она занята’.
  — Но это срочно, — раздалось из-за двери.
  — Мы здесь тоже не праздным делом заняты.
  — Так только спросить.
  — Пф-ф, — издала девушка, со всем усердием продолжая втирать пенку. Показалось, она надумала продолжить спор, а потому я громко уточнила: ‘О чем спросить?’
  Неужели и правда все здесь держат меня за хозяйку? Ответ не заставил себя ждать.
  — Госпожа, — раздалось по ту сторону двери, — вы дайте указание, за доктором посылать или нет?
  — Каким доктором? — я подняла вопросительно брови, глядя в зеркало на недоумевающую девушку.
  — Каким доктором? — громко повторила она.
  — Так плохо хозяину. Лихорадка! Жар унять не можем? Быть как?
  — Звер… Дорогому Кериасу плохо? — я подскочила, а белая накидка сползла с плеч и розовые волосы накрыли тончайшее кружево сорочки, расцветив ее веселыми кляксами. Однако наряд сейчас не волновал, беспокоило другое.
  — Но ночью он был в полном порядке!
  Девушка понимающе хмыкнула, а затем пожала плечами.
  — Переутомился? Если препараты загодя пил, то мог и жар подняться.
  — Какие препараты? — сперва показалось, будто помощница от мадам Амели что-то знает.
  — Ну, такие, для поднятия, эм, энергии.
  Я осознала, что служанка имела в виду, и с досады чуть не высказалась по адресу мадам. Ее девочки разбирались в тонкостях всего, связанного с неземной красотой, умело совмещая это с прочими знаниями, порой даже слишком умело.
  — Не нужны ему никакие препараты! — заметила раздраженно, подразумевая совсем иное, а не то, о чем подумала вновь хмыкнувшая горничная.
  — Есть здесь халат, плед, плащ? Мне нужно проверить доз… дорогого Кериаса.
  А вдруг это Призрак? Он уже начал охоту, но не смог прорваться сквозь защиту, и удар пришелся по дознавателю?
  — Халат, госпожа. Только масочку с волос еще пятнадцать минут снимать нельзя.
  — Нельзя, так нельзя.
  Я тряхнула этими самыми волосами, уже подсохшими, но по-прежнему розовыми. Затянула пояс длинного шелкового одеяния потуже и поспешила к дверям, обнаружив за ними пожилую экономку, также нанятую вчера.
  — Ведите, — быстро распорядилась, вспомнив, что не знаю, где в этом доме комната моего работодателя.
  Когда я вошла, у постели дознавателя суетились две молоденькие служанки: одна меняла компресс, другая тщательно (даже чересчур) обтирала обнаженное мускулистое тело. Я вдохнула, закашлялась и огромным усилием воли не отвела глаз, поскольку странно смущаться нагого вида собственного любовника, прикрытого простыней лишь в самом сокровенном месте.
  — Покиньте комнату, пожалуйста.
  — Но ему нужно делать обтирания постоянно, он весь горит, — запротестовала та девушка, что в данный момент водила мягкой губкой по широкой груди дознавателя.
  — Вот вы и позовете доктора, — указала я на нее, — он ведь назначает лечение. Поезжайте и побыстрее.
  Девица скривилась, но послушно сползла с кровати, подхватила фарфоровый тазик и вместе со своей помощницей покинула комнату.
  Я тут же бросилась к мужчине и быстро натянула покрывало до плеч, а потом приложила ладонь ко лбу и тут же отдернула. Он и правда пылал.
  Второй тазик с водой для компрессов стоял на тумбочке, и я выжала плотную ткань и вновь положила на лоб сыщика.
  — Кериас, — позвала.
  — Что? — он открыл глаза, а я отметила, что их цвет не изменился и взгляд остался чистым.
  — Страстный шоколад идет тебе больше розового, — заявил дознаватель и зевнул.
  — Что случилось? — спросила, сообразив, что замечание относилось к новому оттенку моих волос. В первое мгновение даже успела не на шутку испугаться, а теперь перевела дух.
  — Смени, — ответил дознаватель и ткнул пальцем в компресс.
  Я быстро окунула тряпку в воду со льдом, отжала и положила на лоб императорского кузена, вновь прикрывшего глаза.
  — Легче?
  — Угу.
  — Это Призрак что-то сделал с тобой, раз ты в таком состоянии?
  — Это Мышка напала.
  — А?
  — Одна глупая Мышка, на защиту которой я отдал массу сил, а теперь ощущаю все прелести энергетического истощения.
  — То есть?
  — Целовать ты не стала, потери не восполнила, а теперь еще прогнала моих служанок. Иди Мышка, а девушки пускай вернутся.
  Я пропустила указание мимо ушей, схватила компресс и вновь окунула в воду, а потом, толком не отжав, бросила на раскаленный лоб сыщика.
  Он сжал зубы, а по лицу потекли капли воды.
  — Извини, — совесть всколыхнулась, когда Зверь не ответил в обычной насмешливой манере и глаз не открыл. Схватив полотенце, бережно отерла его лицо, сообразив, что при такой температуре даже прикосновение махровой ткани ощущается, как касание наждачной бумаги. — Я ведь не могла знать, что браслет вытягивает силы, а благодарность в виде поцелуя — это не очередная издевка.
  Кериас глаз не открыл да еще и голову от меня отвернул.
  Что за характер!
  — Я была неправа.
  Решившись, даже легонько погладила его по щеке.
  — Ты… вы пошли на риск, разрушив печать императора, и наложили на меня защиту, стоило отблагодарить так, как вы просили. Хотя вы обычно не просите, сами целуете без разрешения. Могли бы и в этот раз…
  — Не мог, — Зверь повернул голову и чуть приоткрыл глаза. Такой вот взлохмаченный и прищурившийся, он напомнил большого ленивого кота, хотя я и понимала, что это проявление вовсе не лени, а редкого для дознавателя физического недомогания.
  — Целовать нужно добровольно?
  Он промолчал, значит, угадала.
  — Давайте, сейчас поцелую.
  — Не надо.
  Какой же гордый!
  — Надо, если поможет. Тогда и доктора не придется вызывать, разве нет?
  — Сказал, не надо. Кыш из моей комнаты, Мышка. Спрячься в норку.
  — Наглец и грубиян! Сейчас поцелую, приготовьтесь.
  — К чему готовиться? Не умеешь целоваться, не берись. Позови девочек.
  — То есть вам все равно, кто целовать будет?
  — Силу пропускает через себя тот, кому она отдана, часть поглощает защита, часть возвращается, — отрезал сыщик, — это логично и понятно любому, кхм, любому другому. От помощи девочек мне легче, Мышка, а от тебя голова болит сильнее и ты забываешь про компресс.
  — Ой.
  Быстро сменила компресс.
  — Тело тоже горит, — с намеком сказал дознаватель, — поэтому слезь уже с покрывала и верни ту милашку с губкой. Сомневаюсь, будто ты сможешь обтереть меня и не умереть от стыда.
  — Как ваша любовница, я должна ее сегодня же уволить. Разве вы не настаивали на правдоподобном исполнении роли? Но если она вам так понравилась, давайте оставим, пусть обтирает в любое удобное время. Я остаюсь только потому, что меня совесть мучает. Вот верну долг и пойду.
  И объяснив тем самым свои намерения, обхватила его голову и поцеловала в губы.
  Сперва точно я целовала, при этом очень старалась, не зная, как именно выглядит процесс восполнения отданной силы — браслет ее трансформирует или что-то там еще задействуется. Наверное, все же второе, поскольку это еще ощутилось сквозь тонкое покрывало, намекая, что не стоило слишком решительно оседлывать раздетого дознавателя.
  Лихорадка Кериаса все же ударила ему в голову и помутила сознание, так как процесс выздоровления внезапно превратился в какой-то другой процесс и не по моей вине. Да и сложно проявлять инициативу, когда тебя переворачивают на спину, подминают под себя, не размыкая губ, и продолжают целовать с… с остервенением. Руки проникают под халат и сорочку, гладят тело совершенно бесстыдно, поскольку ни о какой защите и речи не идет, а обнаженный торс, открытый сползшим покрывалом, касается твоей груди, прижимает к кровати так, что не шелохнуться, а мужская рука ведет по ноге, поднимаясь от колена все выше…
  — Кхм, простите. Мне сказали, в этой комнате больной, — раздался от двери голос, перекрывший громкий гул в ушах.
  Напор на мои губы и тело ослаб, Кериас отстранился и приподнялся на руках, сперва посмотрел на меня, потом на доктора, затем сказал такое, к чему и добавить было нечего:
  — Меня уже лечат, дождитесь своей очереди.
  Доктор явно был не из робкого десятка, а может оказался знаком с императорским кузеном. Он не растерялся и не подумал покинуть спальню. Аккуратно притворил дверь, прошел к небольшому бюро у окна и поставил на него саквояж.
  — Позвольте усомниться в эффективности подобного метода. По описанным симптомам и по внешним признакам, которые я у вас наблюдаю, весьма походит на лихорадку. В эту пору года самое распространенное заболевание, замечу я вам.
  Пока мужчина невозмутимо рассуждал, я попыталась выбраться из-под дознавателя, и он даже отпустил. Доктор стоял, повернувшись к окну, и рылся в своем саквояже. Я воспользовалась этим, чтобы привести одежду в порядок, а потом быстро приложила ладонь ко лбу Кериаса. Температура не снизилась и на градус.
  — Не помогло? — полный разочарования вопрос вырвался сам собой. Доктор чуть насмешливо крякнул и повернулся.
  — Успех подобного лечения можно гарантировать лишь в двух процентах случаев, очаровательная леди.
  Я требовательно взглянула на Кериаса, который лежал, раскинув руки в стороны. Одеяло сбилось, но удачно, на том самом месте, которое и стоило прикрыть.
  Обманщик!
  Кузен императора слегка скосил на меня глаза, отметил мое возмущение и оказал честь коротким пояснением:
  — Сегодня уже поздно.
  То есть? Можно было не целовать? Раз началась лихорадка, силу уже не передать? Она рассеялась? Или что там с ней?
  Зверь пожал плечами, отвечая на невысказанные вопросы, и пояснил во второй раз:
  — Я ведь говорил, не надо. Любишь ты, Мышка, настаивать в самое неподходящее время.
  Так это я виновата?
  — Ладно, доктор. Осматривайте, лечите, иначе голова сейчас взорвется.
  — Вы приняли хорошее тонизирующее, — заметил на это врач, с улыбкой взглянув на меня, — весьма и весьма действенное, оно заметно вас взбодрило. В вашем состоянии пациенты обычно не могут шевельнуть даже пальцем и беспрестанно стонут. Ну-с, приступим к осмотру.
  Я не стала дожидаться ни осмотра, ни заключения, стремительно направилась к двери, не оборачиваясь, чтобы спрятать от сосредоточившегося эскулапа свое пылающее лицо (сейчас еще мне поставит лихорадку), а из комнаты вышла, громко хлопнув дверью. Даже если у больного от стука голова треснет, совесть меня больше не побеспокоит.
  
  Глава 6.
  
  Вот же мастер играть словами и изворачивать фразы, — возмущалась я, протискиваясь сквозь заросли разросшегося сада. Сбежала сюда после того, как настырная горничная отловила меня возле двери Кериаса, потащила в спальню и заставила смыть маску с волос. Она говорила что-то про другие процедуры, а я клятвенно пообещала совсем немного прогуляться по саду и быстро вернуться.
  — Это логично и понятно любому другому, — попробовала я скопировать тон дознавателя, — отдать силу может тот, кто ее забрал. Да-да. Так-таки любой это понимает, буквально каждый день имея возможность пользоваться аккумулянтами. Уже не надо, Мышка! А ведь мог просто сказать: ‘Теперь нет смысла, поскольку лихорадка уже началась’, — а он… наглец! Даром что родственник императора, у них вся семейка наглая. Ого!
  Возглас вырвался сам собой, когда обогнув низкорослые пушистые елочки, я вдруг оказалась на берегу озера. Круглая ровная чаша с зеркальной водой, в которой отражалось голубое небо. Водоем явно создавался искусственно и раньше его берег был вымощен камнем, а теперь сквозь него проросла трава, пробились колючие ползуны. Сад был очень красив, но почти непроходим, я изрядно оцарапалась о ветки, пока шла напролом, куда глаза глядят, желая отыскать укромный уголок.
  — А это что такое? — изучая берег, я увидела скрытые плющом стены старого здания. Разглядеть можно было только крышу круглого павильона, расположившегося у самой воды. Неплохой особняк отстроил Зверь в центре столицы. Такой приличный кусок земли с садом и озером имелся далеко не в каждом загородном доме.
  Перепрыгивая и переступая по камушкам, поскольку дорожка заросла так, что ее и видно не было, я добралась до павильона. Вблизи удалось различить оконные проемы и очертания двери. Я потянула за иссохшие лианы, ломая хрупкие ветки, обмотала снятым с головы тонким шарфом ладонь и принялась расчищать проход от упрямого плюща.
  Провозилась долго, но в результате глазам предстала старая деревянная дверь, и она оказалась не заперта. Покосившая створка была приотворена и намертво вросла в землю. Я дергала за ручку, пинала ногами, пытаясь расшатать, толкала плечом, а затем попробовала протиснуться в широкую щель, напирая изо всех сил, отчего старая деревяшка наконец-то поддалась и с жутким скрипом сдвинулась еще на несколько сантиметров. Этого хватило, чтобы оказаться внутри.
  Раньше из высоких окон озерного домика — от пола до потолка — открывался изумительный вид на воду и росшие по берегам деревья, а теперь плющ затянул помутневшие стекла и скрыл прелестную картину. Внутри было сумрачно, свет проникал через приотворенную дверь и через изумительный потолок. Купольный витраж с рамной конструкцией из латуни изгибался разноцветной полусферой. Правда, кусочки стекла потускнели и потемнели, годы оставили на них толстый слой серой пыли, а вездесущий плющ пробрался даже на крышу, но красоту и мастерство исполнения не могла скрыть даже грязь.
  Я прошла в центр пустой комнаты по вороху шуршащих листьев, остановилась под куполом, запрокинув голову, и попыталась рассмотреть рисунок. Судя по витражу, этот павильон был так же стар, как и сад, и прежний дом, в новом уже отсутствовала декоративная отделка стен и потолка и разноцветные окна — признак древности любого здания.
  Бойкие солнечные лучики просачивались сквозь отдельные стеклышки, создавая удивительную игру света — точно радужная дымка висела в воздухе. Это напомнило мне о найденном в библиотеке камне, чьи грани разбрасывали вокруг разноцветные блики. Я оставила его на столе, когда сбегала, решив, что сыщики сами найдут и изучат, а потом и вовсе позабыла про находку. Кериас тоже о ней не упоминал и не расспрашивал.
  Листья зашуршали по полу от порыва, заглянувшего в заброшенный дом, ветерка, я поежилась, сунула руки в карманы и хотела уже направиться к двери, когда пальцы вдруг сжались вокруг гладкой поверхности с неровными краями. Не веря себе, я вытащила кулак наружу, раскрыла ладонь и уставилась на камень, о котором только что вспомнила и который никак не мог оказаться в кармане нового платья от мадам Амели.
  — Быть такого не может!
  Но это было. Реальный камень холодил ладонь и разбрасывал вокруг разноцветные блики, и пока я наблюдала за этой игрой света, стала легонько кружиться голова. Внимание рассеивалось, мысли разбегались, глаза заболели от света переливающихся граней, а я все смотрела и смотрела. Видела, как радужная пыль, витавшая под стеклянным куполом, смешивается с искристым сиянием сверкающего на ладони кристалла. Невероятно красиво и завораживающе, особенно когда лучи света рассыпались разноцветными пайетками, закружившими в удивительном танце. К каждой частице прилеплялась другая по типу мозаики, и вокруг меня складывался замысловатый рисунок. И все быстрее, быстрее вращались они, выстраивая сверкающую стену, пока я не оказалась в центре удивительного радужного пространства.
  Голова перестала кружиться, а глаза больше не слезились, изо рта вырвалось облачко пара, но холода не ощущалось. Я приложила руки к стене напротив, она казалась хрустальной, и сквозь цветные прозрачные стеклышки проглядывали очертания комнаты, но невозможно было пройти насквозь и покинуть странное место.
  — Где я? — спросила пространство вокруг.
  — У меня в гостях, — ответило пространство.
  Я резко обернулась и также стремительно подалась назад, прилипнув лопатками к холодной поверхности.
  — Призрак!
  — Здравствуй, Миланта, — он улыбнулся, приветственно склонив голову. Улыбка была красивой и холодной.
  Сидя в центре этого странного места с приглушенно светящимися разноцветными стенами в круге света, но не солнечного, а снежно — белого, он рассматривал меня с отстраненным интересом.
  Белая одежда, белые волосы и бледная мраморная кожа, а глаза синие и тоже морозные.
  — Я хотел познакомиться с девушкой, увидевшей камень.
  Сколько книг я прочитала, от философских и научных трудов до приключенческих романов, но знания, и опыт, изложенные чужими словами, не подсказали, что можно сделать в эту минуту, оказавшись наедине с убийцей в каком-то радужном кубе. Героиня книги спросила бы смело и с достоинством: ‘Что это за камень? И что это за место?’
  А я ничего не хотела спрашивать, я хотела убежать, мне было страшно. Тот же ужас, что испытала однажды, когда он приходил за мной в памятную ночь.
  — Ты нашла его, — Призрак легко и плавно поднялся с сиденья, напоминавшего трон, свитый из нитей света, и шагнул в мою сторону. Стена за спиной не давала мне сдвинуться с места, а он продолжал приближаться, говоря, — это подарок. Он обладает очень большой силой и отныне принадлежит тебе.
  Крик тоже замер льдистым комком в груди, пока я наблюдала, как убийца подходит, сокращая расстояние между нами, и останавливается в одном шаге. Вытянул руку и коснулся моей щеки, мягко провел сверху вниз, а выражение его глаз оставалось все таким же отстраненным и изучающим, я же превратилась в ледяную статую.
  — Ты боишься меня, — и снова улыбнулся. Красивая улыбка, красивая и холодная.
  — Напрасный страх. Твои помыслы чисты и сердце свободно от чёрных намерений, душа и тело невинны, мне не за что наказывать тебя. Я не враг, Миланта.
  Вряд ли я восприняла даже половину того, о чем он хотел сказать. Оглядывалась затравленно по сторонам, видя кругом одну сверкающую стену и, пронизанный потоками белого света, воздух — бежать было некуда.
  Призрак протянул ко мне руки, и я вся сжалась напряженной пружиной, готовясь к тому, что сейчас из сверкающего пространства вдруг появится нож, а убийца лишь взял мои ладони. Бешеные удары сердца, отдававшиеся гулом в ушах, сменились размеренным стуком, рваное бурное дыхание выровнялось, а ходившие ходуном плечи опустились, сбросив с себя невидимый груз. Колоссальное напряжение отпустило и исчезло вместе со страхом.
  — Я не враг тебе, — повторил он, — не сейчас и не здесь.
  — Где, здесь? — прошептала, впервые решившись заговорить.
  — В другой реальности, — он повел рукой в сторону, обводя искрящиеся стены, — чью чистоту нельзя нарушить.
  — Зачем я вам?
  Пусть страх и тревога улеглись, точно по волшебству, но я была ещё очень далека от того, чтобы доверять словам человека, перерезавшего горло мэру на моих глазах.
  — Я хочу стать твоим другом. Позволишь?
  Большей растерянности ещё не доводилось испытывать. А можно ли отказаться, когда дружбу предлагает тот, кого называют неуловимым убийцей? Не будет ли глупейшей ошибкой дать отрицательный ответ мужчине, который с лёгкостью отыскал и заманил меня в сверкающий капкан?
  — Зачем? — спросила осторожно, боясь обидеть или разозлить решительным отказом. — Вам не хватает друзей?
  О, ляпнуть подобное было нереально глупо, но сверхглупостью стало бы закончить вопрос уточнением: ‘Вы их всех убили?’ Слава всем высшим силам, оно не сорвалось с моего языка.
  — Тебе одиноко, тоскливо, страшно, даже защита того, кто оберегает тебя, не даёт ощущения безопасности, — проговорил Призрак, так странно сформулировав ответ. И вдруг провел пальцами вдоль моего плеча, точно подцепляя невидимые струны музыкального инструмента, и я услышала тихий звон, а вокруг тела голубым светом вспыхнула защита.
  — Что вы делаете? — я снова испугалась, — вы ее разрушаете?
  А если весь этот разговор лишь способ отвлечь? И сейчас он меня убьет, как только справится с охранкой Зверя?
  — Непросто разрушить защиту, связанную с силой дающего.
  Он убрал руку, а я снова ничего не поняла.
  — Грани тянут свое, — словно бы вздохнул Призрак, — приходи снова, Миланта, когда захочешь.
  Он отступил, а картинка поплыла и смазалась перед глазами.
  — Ой, — я медленно села, приложила ко лбу ладонь и огляделась.
  — Я что, упала? — поспешно ощупала голову в поисках шишки от удара, которая бы объяснила, как я оказалась лежащей на полу, если еще несколько секунд назад рассматривала красивый разноцветный потолок.
  — Наверное, засмотрелась и оступилась, — пояснила самой себе, пытаясь сообразить, на какое время потеряла сознание. Похоже, лишь на несколько секунд, поскольку голова болела не так, как могла бы, ударься я со всего маху о каменный пол.
  Встав и отряхнувшись, я одернула подол платья и направилась к двери, вдруг почувствовав, как сильно замерзла. И ведь не сказать чтобы внутри домика у озера было слишком свежо или морозно, однако мои руки оказались практически ледяными, пальцы подрагивали, а в груди поселился странный холод.
  
  Сложно объяснить, почему я не поспешила в собственную комнату или на кухню, не налила горячего чаю или молока с золотистым медом, чтобы согреться, а пошла прямиком к дознавателю. Для описания моих действий более или менее подходило слово: ‘Беспокойство’. В теперешнем состоянии сыщика была и моя вина, а потому следовало узнать заключение доктора, ведь я убежала из дома, даже не поинтересовавшись, что, конечно же, странно для переживающей любовницы.
  В комнате Кериаса не было никого, кроме самого хозяина, и он крепко спал.
  Говоря себе, что подхожу с целью проверить температуру, я приблизилась к кровати и склонилась над Зверем. Не отдавая отчета в странности своего поведения, взяла лежавшие поверх покрывала расслабленные ладони и крепко их сжала.
  Удивительно, но пока я шла по парку, торопясь вернуться в дом, холод отступил, а быстрая ходьба согрела все тело, и только холодок в груди исчезать не спешил.
  Ладони Кериаса были широкими и жаркими, от них в мои пальцы перетекало тепло, растапливая льдинку, не дававшую свободно дышать. Я точно вырвалась на свободу из колючего плена и перевела дыхание, ощутив небывалую легкость. Улыбка скользнула на губы, а я открыла глаза и столкнулась с внимательным и изучающим взором проснувшегося мужчины.
  Мгновенно отшатнувшись от кровати, чуть было снова не оступилась и не растянулась на полу.
  — Ты очнулся? — спросила первое, что пришло в голову, ощущая при этом странное чувство вины.
  — Как интересно, Мышка, — протянул Кериас, не став пояснять очевидного, — а не хочешь поделиться, кто научил тебя забирать таким образом чужие силы? — он кивком головы указал на собственные руки и снова пристально на меня посмотрел.
  — Что? — услышав от Зверя подобную непонятную фразу, я отступила подальше. Возможно, он бредит?
  — Мышка, зачем же через ладони? Через поцелуй возьмется намного больше.
  — Я… — когда он заговорил про ладони, я наконец провела параллель между собственными действиями и его словами, но ведь никакого намерения брать энергию не было и в помине, — я просто замерзла, — попробовала объяснить ему то, что сделала.
  — Замерзла? — сыщик слегка прищурился и окинул меня взглядом с ног до головы.
  — Гуляла в саду, замерзла, а потом пришла сюда проверить, не прошла ли у тебя… вас температура. Взяла ваши ладони, а они оказались такими теплыми. Вот.
  — Моя прелесть просто замерзла, — в голосе главного имперского дознавателя появились бархатистые чарующие нотки, и он заботливо отогнул край одеяла, похлопав ладонью рядом с собой, — ложись сюда, согрею.
  Я отступила еще подальше и снова замерла под пронзительным взглядом, который никак не сочетался с мурлыкающими интонациями его тона.
  — Не нужно. Мне уже тепло. Сожалею, что разбудила. Отдохните, я приду позже, через часик или два, или три.
  Впереди уже маячила спасительная дверь, а потом раздалось повелительное: ‘Стоять!’ — и я поняла, что бегство меня не спасет.
  Приказа, отданного таким тоном, ослушался бы только ненормальный, поэтому я снова остановилась, но поворачиваться к дознавателю не спешила.
  — Мне нужны подробности, Мышка, — сказал Кериас, и я чуть снова не рванула к двери, потому что он умудрился неслышно подойти и теперь оказался за моей спиной. Но стоило только подумать о бегстве, как ладонь дознавателя сжала плечо и развернула меня лицом к мужчине.
  — Говори! — знакомый тон. Как тогда, в первое посещение дома имперского сыска, когда он допрашивал похожим образом, и увиливать или отнекиваться было бесполезно. Но что я могла ему сказать, если сама едва ли понимала происходящее.
  Взгляд сконцентрировался на мужской груди, и я успела подумать, что помощь доктора оказалась более действенной, чем моя, раз Кериас уже поднялся на ноги. Уперев ладони в эту грудь, попыталась удержать мужчину на расстоянии вытянутой руки и попутно сделала вывод, что жар ушел, а еще дознаватель красовался в штанах, а не совсем без одежды, хотя и стоял на полу босиком. Пока я замерла, глубоко задумавшись над тем, что такого сделала, как и зачем, пальцы сами собой принялись выводить замысловатые рисунки, перепархивая с одного участка рельефной груди на другой.
  — Используем проверенный способ, Мышка? — полный издевки голос вырвал из мысленного путешествия по саду к домику у озера.
  — Что? — я вскинула голову и снова опустила, столько насмешки светилось в глазах Зверя.
  — Один раз сработало, может снова помочь и отвлечь внимание? Раз не хотим отвечать, будем притворяться дурочкой и воздействовать лаской? — разъяснил мне Кериас.
  Я тут же вспомнила тот момент, в ателье мадам Амели, когда положила руки на его плечи, прижалась к груди и попросила поехать домой. Лучше бы послушалась и потерпела еще немного, тогда бы император не нарисовался на горизонте.
  — Нет! — я отдернула ладони, которые уже жили собственной жизнью, поглаживая четко обрисованные натренированные мышцы.
  — И почему нет? — приподнял бровь Кериас, — а вдруг сработает? Разве можно подозревать в чем-то такую милашку? — и он запустил пальцы в мои волосы, как будто лаская, и вдруг резко запрокинул мою голову и склонился ниже, провел носом вдоль шеи, втягивая воздух, вырвавшийся обратно внезапным коротким хрипом, напомнившим звериный рык.
  Я отшатнулась, а он не пустил и дернул обратно. Сжал голову обеими ладонями, удерживая меня на месте и заглядывая в глаза. Первое мгновение в черноте его взора горело такое голодное и настороженное выражение, что засосало под ложечкой. Темный взгляд словно обвинял и одновременно чего-то требовал, но лишь мгновение, а секунду спустя вновь стал насмешливым и изучающим.
  — Не брала мои силы? — и ласковая улыбка на лице и бережное поглаживание пальцами по шее и плечам, широкой ладонью по спине, чтобы нежно привлечь ближе, прижать к его телу.
  — Нет, — я сжалась, интуитивно ощущая исходящую от мужчины опасность, — не знаю, как это делать. Вы сами сказали… — я запнулась и замолчала, потому что его губы коснулись моей шеи, проводя выше, прижались к тонкой коже за ухом, шевеля горячим дыханием короткие волоски.
  Он спрятал от меня свои глаза, я больше не видела их выражения и не выходило понять, о чем он думает.
  — Что я сказал? — глухо произнес он, слегка сжав рукой мою талию.
  — Что могу отдать энергию через поцелуй, но вы не говорили, будто могу ее забрать, а, кроме вас, некому об этом рассказать. Я не маг, как сумела забрать ваши силы?
  — Ты не маг, Мышка, — он отстранился лишь затем, чтобы сделать несколько шагов назад, увлекая за собой к кровати. Медленно опустился на одеяло, устроился удобнее, облокотившись спиной на подушки, и резко дернул меня вниз. Когда я упала на покрывало, он ухватил за плечи, подтянул и усадил между широко расставленных ног, спиной к себе. Склонившись к самому уху, понизил голос почти до шепота и доверительным тоном сообщил:
  — А теперь я объясню, что случилось, малышка.
  Наша поза больше подходила не для объяснений, а для обмена любовными признаниями. Он сидел, положив один локоть на согнутую в колене ногу, а вторую руку мне на талию, крепко прижав ею к своей груди и пресекая попытки к бегству. Я не сопротивлялась, не перечила, ощущая так отчетливо, как никогда, что сейчас не время для препирательств. Инстинкт самосохранения шептал не двигаться и покорно слушать все, о чем Кериас хотел рассказать.
  А он не спешил начинать, потому что занялся совсем уж странным делом. Развязал ленту, удерживавшую тяжелый узел волос, раскинул шёлковым покрывалом по моим плечам и запустил в них пальцы, провел сверху вниз несколько раз, а потом прижался к волосам щекой и вздохнул. Тут как нельзя кстати вспомнилась его фраза, сказанная императору: ‘Она меня успокаивает’. И сейчас я уловила, как прежде отчетливо ощущавшееся чувство опасности перестало электризовать воздух вокруг, сгущая и делая его столь плотным, что становилось трудно дышать. Кериас правда успокоился и когда снова заговорил, голос его звучал ровно:
  — Ты хорошо знаешь историю, малышка? — и не дожидаясь ответа, — магических сущностей было так много в то время: оборотни, фейри, ламии или ведьмы в простонародье, обуры или те же вампиры. У каждого своя магия, свои силы и возможности воздействовать на людей. Без людей никто из них существовать не мог, люди были их пищей. Но не тем видом, к которому мы привыкли, да, Мышка? Энергетической пищей, источником сил. Никто не пил кровь человека, не ел его мясо, как это потом извратили в старых сказаниях, они просто забирали жизненную энергию и обогащали ею себя, отсюда долголетие, молодость, красота и прочее. Никто не помышлял искать другие источники, поскольку люди всегда находились в непосредственной близости. Подходи и бери.
  Были среди магов сущности, которые принимали людей за живых существ, признавая за ними право на жизнь, чувства, собственные мысли и желания, а другие не особо переживали даже тогда, когда могли вытянуть с силами практически жизнь человека.
  И вот те, кого в истории окрестили хранителями, придумали формы особенной защиты. Ведь и магические сущности могли влюбиться, создать семью с человеком, родить одаренных детей. Судьбы смесков касаться не будем, ведь суть в другом — эта защита была нескольких уровней. Простую рисовать не стану, лучше сразу опишу самую сложную — защиту, основанную на силе дающего.
  Странно. Я впервые слушала про магическую защиту, ведь даже в нашей библиотеке не было запрещенных книг по магии, но сейчас в ушах отчетливо прозвучал чей-то чужой голос: ‘Непросто разрушить защиту, связанную с силой дающего’. Кто еще мог упомянуть при мне про охранные чары?
  Я отвлеклась на секунду и когда вновь прислушалась к словам Кериаса, он завершал пояснения:
  — Охранная сеть формируется по всему телу и связывается с силой того, кто ее поставил. В нашем случае, с моей жизненной энергией. В момент, когда я отдал силы, пропустив через твое тело, часть их могла вернуться, не окажись мышка такой жадиной.
  — Да я не знала! Могли бы сказать про поцелуй!
  — Я сказал.
  — Вы же не объяснили, а упомянули так…
  — Как обычно.
  И снова я виновата!
  — Таким образом, за ночь сила замкнулась в круг, наполнив ячейки сети, после чего было уже бесполезно возвращать, — подвел итог моей жестокости дознаватель.
  — А отчего начался жар? — я не собиралась мучиться угрызениями совести из-за вредного характера Зверя, потому что точно знала — имей обо всем полное представление, не стала бы жалеть поцелуя.
  — Организму пришлось восстанавливаться. Это долго и болезненно.
  — А вы быстро поправились.
  — Надо было еще поболеть? — я собралась уже пояснить, что другое имела в виду, а Кериас продолжил:
  — Императорский лекарь не тот человек, который позволит болеть главному дознавателю. Моя работа — это жизненная необходимость всегда находиться на боевом посту, Мышка. Даже краткое отсутствие и невозможность быстро среагировать на опасность могут привести к крайне нежелательным последствиям.
  — Значит, вас лечили не простыми средствами?
  Мужчина хмыкнул и промолчал. Но и так было понятно. Простые люди в нашей империи жили обычной жизнью и даже не задумывались о том, насколько плотно соприкасаются с магией сиятельные правители и их семьи. Средства для красоты, лекарства и даже магические браслеты.
  — Еще один побочный эффект у этой защиты, помимо кратковременного недомогания, это установившаяся связь между нами. Ты словно сидишь у источника и когда захочешь напиться, можешь наклониться и зачерпнуть хоть полные ладони. Высшая защита не дает ограничений тому, кого хранит носитель силы. Связь односторонняя, поскольку ты закрыла канал и не установила между нами свободный обмен. Так что, Мышка, своим отказом добровольно поделиться моей же собственной силой, ты превратила себя в маленького очаровательного вампирчика, который может подкрасться к мирно спящему больному и забрать энергии, сколько пожелает. Правда не ожидал, прелесть, что ты окажешься настолько коварной. Говоришь, никто не учил тянуть энергию? Не показал и не продемонстрировал, как это можно сделать?
  — Нет! — я передернула плечами, стараясь отклониться, а лучше всего вывернуться из объятий Зверя, а заодно осмысливая всю переданную им информацию.
  — А где ты была, Мышка, пока я спал под воздействием чудодейственного снотворного?
  И снова тон его голоса был таким ласковым, а рука нежно гладила волосы, пропуская пряди сквозь пальцы.
  — Я гуляла по саду.
  — И совсем никого не видела в саду?
  — Нет. Почему вы мне не верите?
  Я хотела повернуть голову и взглянуть Кериасу в глаза, но меня только крепче стиснули руками и ногами, попросту защелкнув своеобразный капкан, а голос дознавателя звучал также ровно и спокойно:
  — Потому что любое воздействие оставляет свой шлейф, подобно духам, но с неприятным запахом. И он накладывается поверх природного очень притягательного аромата.
  И мужчина потерся носом о мою шею.
  — Я что-то не совсем понимаю.
  — Все верно, малышка, раз уж выбрала игру в растерянную непонятливую Мышку, нужно блефовать до конца.
  Он снова меня в чем-то обвиняет?
  — Вы можете привести пример? — попыталась разобраться в этом вопросе.
  — Конечно, — чуть насмешливо ответил Кериас, — когда мой брат оставил на тебе печать, запах почти неуловимо, но изменился.
  Ах, вот он о чем!
  — Я не блефовала, просто не подумала о воздействии императора.
  — А о чьем ты подумала?
  — Ни о чьем, кроме вашего, я подумать не могла, поскольку в саду я никого не встречала. У вас после болезни нарушилось восприятие.
  — Вот как?
  — Именно.
  Мне было неудобно разговаривать с ним, сидя спиной. Не видя глаз собеседника, чувствуешь себя по меньшей мере неуютно. А с таким как Зверь растерянность возрастала с геометрической прогрессией. Да в чем он меня подозревал? Хотя чему здесь удивляться, ведь подобное поведение очень в его стиле. Он же еще во время первого дознания пытался выяснить, не играю ли я на пару с Призраком.
  — Ну ладно, Мышка, раз у нас тут полный порядок, а ты совсем случайно пришла в комнату и утянула немножечко сил, пытаясь измерить температуру, значит, самое время мне еще отдохнуть.
  Он вдруг выпустил меня, еще и отодвинул подальше, чтобы не мешала вольготно растянуться на кровати. Подложил ладони под голову, сохраняя на лице самое равнодушное выражение. Но я не могла не уточнить еще один момент:
  — Так теперь всегда будет? То есть коснусь вас и заберу энергию? А через поцелуй возьму еще больше?
  — Пока стоит защита, Мышка, — и снова спокойно ласковый тон, от которого я уже начинала раздражаться, — когда захочешь.
  Ну опять эта манера строить фразы! Я начинала злиться потихоньку и снова предприняла попытку прояснить:
  — Могу брать в любое время, когда захочу, пока стоит защита? А если не захочу, то выйдет обычный поцелуй или прикосновение?
  — Можешь проверить опытным путем, — не дал прямого ответа Кериас, чем разозлил меня уже буквально до невозможности. Подозревает, делает какие-то намеки, пугает. Он заслужил не только жара, но и хорошего удара чем-то тяжелым по голове для вправления мозгов.
  И вот пока расслабленный сыщик прикрыл глаза, явно уверенный, что я снова засмущаюсь и никакие опыты проводить не стану, я взяла и стала, причем начала со способа, который, по словам Зверя, являлся самым эффективным. Если прикосновения дают мало, то и ощутить нюансы передачи силы сложнее, а с поцелуем проблем не возникнет.
  С такой мыслью я и накинулась на томно нежившегося на мягкой перине мужчину. Обхватила ладонями его голову и впилась в губы со всем желанием обесточить наглого, зарвавшегося императорского родственничка, который однажды заявил, будто со мной он может делать что угодно, а ему за это ничего не будет.
  В первый миг ощутила лишь тепло его губ, а вот то, что он назвал жизненной энергией почувствовала несколько позже, когда приятный жар и истома прокатились по всему телу легким покалыванием, принося ощущение легкой эйфории и удовольствия, а потом огромного разочарования, когда меня с силой оттолкнули, да еще погрозили у носа указательным пальцем.
  — Это уже наглость, Мышка.
  — Вы сказали проверять, я проверяю. А эксперимент еще не закончен.
  Дознаватель закатил глаза к потолку и раскинул руки в стороны, очевидно, разрешая приступить ко второй части опыта.
  Ладно. Сейчас попробуем успокоиться, вдохнуть глубоко и выдохнуть и так несколько раз. Не злиться, не вспоминать о мести и о том, что теперь и в моих руках появился способ воздействия, не помышлять о желании поймать еще чуточку эйфории, а просто поцеловать, совсем ни о чем не думая.
  И я, как и в первый раз, ухватила голову дознавателя ладонями и снова наклонилась, целуя осторожно и без злости.
  И тоже сперва почувствовала тепло губ, их мягкость и слабый аромат можжевельника. Упоение и томление накатили внезапно, дразня предвкушением той самой эйфории, не думать о которой было сложно, как и сдерживать саму себя, когда уже ощущала покалывающий жар и чувство томной неги, разливающейся по телу. А потом эта истома сменилась более реальными ощущениями мужских прикосновений.
  Если я всего лишь проводила эксперимент, то Кериас со второй попытки втянулся в процесс и теперь перехватил инициативу, сбив меня с намеченного курса тем, что четким и безошибочным движением нашел способ быстро распустить шнуровку платья от мадам Амели, и теперь гладил мои обнаженные плечи и открытую вырезом спину. Пальцы проходили вдоль позвоночника, чуть надавливая, поднимались к шее, чтобы обхватить ее ладонью, не позволяя не то что прервать опыт, но даже попробовать почувствовать разницу между двумя разными способами.
  И имей я возможность говорить, сейчас бы непременно пояснила ему, как он мешает и отвлекает от действительно важного дела. Особенно тем, что перевернул меня на спину, а сам невероятно наглым образом устроился между моих ног и превратил экспериментальные поцелуи в менее невинное занятие, вроде скольжения губ вдоль шеи и ниже, к лифу предательского, очень быстро снимаемого платья. Скорость, с какой оно сползало, а также шуршание и треск материи как раз и напомнили, что рот уже не занят и говорить я могу.
  — Ой, пустите, — пискнула, одновременно пытаясь прикрыть руками обнаженную грудь, но Кериас быстро перехватил мои ладони, прижал к постели, а сам перевел горящий взор на мое лицо и хрипло выдохнул:
  — Пустить? — и отвел глаза, шепнув, — безумие.
  Не поясняя, что подразумевал под безумием, мою просьбу или собственные действия, продемонстрировал это определение наглядно, когда поймал горячим ртом сосок, а другой ладонью накрыл вторую грудь.
  Заторможенность моей реакции, когда сразу не оттолкнула, объяснялась, вероятней всего, отсутствием опыта. Сообразить, что правая рука свободна, я смогла с опозданием, уже когда Кериас отпустил и левую, чтобы удобнее было обхватить полушария обеих грудей, свести их вместе и ласкать одновременно.
  Я так стану любовницей быстрее, чем собиралась. Хотя я ведь совсем не собиралась.
  Мыслительный процесс давал сбой, и в этом явно прослеживалась вина Зверя. Я заподозрила, что он недоговорил о воздействии забранной энергии и последствиях эйфории, они затуманивали мозги тому, кто забирал. Это я ощутила на собственном опыте и очень отчетливо, как и холодок на груди, которой уже не касался горячий язык, ведущий влажную дорожку по животу.
  — Вы сошли с ума-а-а, — я вцепилась в смолянистые пряди, когда черноволосая голова уместилась между моих бедер, а язык стал творить совершенно неуместные непристойности, настолько бесстыдные, что они напрочь отвлекли даже от мужских ладоней, которые крепко сжались на обнаженных ягодицах и не позволяли мне извернуться.
  Сила, та самая, которую я столь опрометчиво вытянула из него, ударила наотмашь, как хлесткая пощечина, расколола голову на сотни долей. Я вырвала ладони из черной гривы, сжала виски, изогнувшись всем телом, в котором пульсировала чистая энергия. Она прокатилась до горла, вырвала из него протяжный всхлип, добралась до вновь согретой широкими ладонями груди, пробежала по ногам и сосредоточилась внизу живота, распавшись вспорхнувшими бабочками, чьи крылышки тут же облетели, как лепестки цветка под шквальным ветром.
  — Ай, — я всхлипнула громче и резко крутанулась в сторону, получив этот шанс, когда ощутила, что сильные руки больше не держат так крепко. Подтянула покрывало, обмотала вокруг обнаженного тела, лихорадочно строя заслон между мной и мужчиной, который стоял сейчас на коленях, ссутулившись, уткнувшись лбом в перину и сжимая в кулаках ткань скомкавшейся простыни. Он дышал тяжело, лихорадочно, так что широкие плечи быстро поднимались и опадали.
  — Как вы посмели! Как можно было? Что вы сотворили?
  — Ничего, Мышка, — ответ прозвучал тихо и глухо, пальцы не выпускали простынь, но на эти детали я не обратила внимание.
  — Вы использовали меня, использовали для чего-то… грязного! Мне было… Нельзя так… Слышите? Наймите проститутку, возьмите любую уступчивую служанку, трогайте ее, где вам заблагорассудится! Потому что я не давала согласие, а вы, мерзавец! Ненавижу! Не смейте никогда больше прикасаться ко мне!
  Стыд затопил такой жгучей волной, что сквозь шум в ушах я с трудом понимала какие оскорбления выкрикиваю и в чем его обвиняю.
  — Не сметь? — его хриплый ответ я расслышала даже сквозь гул в голове, — а ты попробуй заставить меня!
  И ладонь, секунду назад ласкавшая умело и бережно, сжалась на моей шее, минуя заслон из скомканной на груди ткани, опрокинула меня на кровать, а Зверь навис сверху.
  — Заставь, оттолкни, запрети, но не веди себя по-идиотски, сперва дрожа подо мной, покорно раскрывая губы, не отталкивая рук, а выгибаясь им навстречу, а потом крича, чтобы я не смел пользоваться тобой. Или твое тело живет собственной жизнью, Мышка, лживой самостоятельной жизнью вдали от твоего чистого незамутненного сознания?
  — Я вас убью, — теперь уже я хрипела, потому что он был невменяем, не контролировал свою силу и сжимал горло слишком сильно, — выпью энергию и не оставлю ни капли.
  — Тогда начнем сначала? — он склонился к моим губам, сверля взбешенным потемневшим взглядом, — только сперва объяснишь, как я тебя использовал? И почему после этого не я, а ты испытала удовольствие.
  Ничего я не испытала, а если испытала, то последствием стал мучительный стыд, ожегший краской все тело, и осознание того, что стремительно скатываюсь в пугающую пропасть.
  Но эту фразу я уже не могла выкрикнуть, а Зверь заметил, как я судорожно хватаюсь за его руку, и быстро разжал пальцы, отшатнулся от меня и снова схватился руками за голову, пока я кашляла и пыталась отдышаться. Я надсадно вздохнула и услышала его шепот.
  — Много сил ушло… не хватает на контроль. Только не сорваться, нельзя…
  На моих глазах его тело стало бить крупной дрожью, а тихий шепот был едва слышен:
  — Уйди, уйди.
  Сумасшествие заразно, я это поняла в тот момент, когда метнулась к нему, обняла за плечи и принялась гладить по голове, укрыв нас обоих плащом из рассыпавшихся волос. Я отдавала себе отчет, что слово ‘Приступ’ означает нечто страшное, намного страшнее всего остального, особенно учитывая силу Зверя и то, как воздух вокруг снова сгустился. Мой уход не означал бы моего спасения здесь, в доме, где он являлся хозяином. Он ведь поймал меня однажды. Если сейчас убегу, где гарантии, что не бросится вдогонку?
  Потому и кинулась теперь и позволила прижать к себе и уткнуться лицом в волосы, и даже не пискнула бы, заяви он, что это я довожу его до невменяемого состояния. Но он молчал, сжимал до хруста в ребрах и молчал, а потом оттолкнул неожиданно, резко и сам соскочил с кровати.
  — Не помогает, Мышка. Твой запах сейчас — это катализатор, он не успокаивает. — Зверь запрокинул голову, жадно втягивая в легкие воздух, — хуже, только хуже! Я все еще чувствую твой вкус на кончике языка и я сейчас сорвусь.
  А потом он прыжком преодолел расстояние до двери, и грохот сотряс комнату, когда деревянная створка с гулом захлопнулась за спиной дознавателя. По коридору разнесся залихватский свист, и затихающий вдали голос Зверя, коснулся слуха:
  — Где в моем доме доступные служанки?
  Стук оглушил на время, как и его слова, и действия. Кутаясь в покрывало, я сползла с кровати и подошла к окну, чтобы распахнуть его, подставляя лицо свежему ветерку и, совсем как недавно Кериас, запрокинула голову и жадно вдохнула аромат сада.
  Я увидела его неожиданно и тут же укрылась за занавеской. Мужчина быстро шагал по дорожке, ведущей к подъездной аллее. Зачем я спряталась и сама не поняла, наверное, оттого, что сейчас кузен императора вызывал у меня желание находиться от него подальше.
  — Служанок не нашел, — пробурчала себе под нос, наблюдая, как он идет, а потом заметила подъезжающую карету и собственную горничную, стремительно сбегающую с крыльца. Кериас галантно взял девушку за руку, помог подняться в экипаж и что-то с улыбкой сказал. Девица мадам Амели похихикала в ответ и скрылась в недрах кареты, где секундой позже устроился и дознаватель. Дверца захлопнулась, а кучер хлестнул лошадей, направив транспорт к распахнутым воротам.
  Я закусила губу, а потом быстро отвернулась и принялась искать свое платье.
  
  Глава 7.
  
  Если мужчина стоит во главе имперского сыска, то он должен обладать соответствующими догадливостью и проницательностью, а если ему хватает такта, пусть не врожденного, но хотя бы приобретенного в силу воспитания, то он свою мнимую любовницу оставит в покое. Не знаю, чего хватило Кериасу, но выводы из моего поведения, которое сводилось теперь к пряткам от дознавателя, он сделал правильные.
  В течение трех дней я мужчину практически не встречала, никаких случайных и намеренных свиданий, все пожелания передавались только через горничную. Да, да, ту самую горничную, которая имела наглость войти ко мне в комнату вечером того же дня с очень довольной улыбкой и заняться моим внешним видом.
  Спустя пару дней эта же девица с озабоченным выражением на миловидном личике поинтересовалась: ‘Вы поссорились с милордом?’
  В первый момент я думала промолчать, но решив, что слугам нужно дать пищу для сплетен, раз уж я все еще числюсь любовницей и соответственно рассчитываю на денежную компенсацию от исполнения данной роли, согласно кивнула.
  — О, понимаю, тогда его попытка вымолить прощение совсем неудивительна.
  — Какая попытка? — во-первых, я если честно удивилась, а во-вторых, все попытки прошли мимо меня.
  — Как же, а новые вещи от мадам, которые сегодня доставят?
  — Ааа, — более вразумительная фраза на ум не пришла.
  — Ах, вы не знали, значит, это сюрприз. Вам непременно понравится.
  Девушка весело похихикала, чем вызвала в душе смутные подозрения.
  — Почему?
  — Потому что милорд бесподобный выдумщик, — служанка снова рассмеялась, — мужчины стремятся все упрощать, а милорд Кериас не такой. Он очень, ммм, изобретательный. Мадам голову ломала, создавая выкройки специально для вас. Мы так и назвали новую модель ‘Панцирь’.
  Насчет того, что милорд не склонен упрощать, я бы поспорила, но с его изобретательностью согласилась вполне.
  — Почему панцирь?
  — А как иначе? Нет, вы не думайте, с виду это будут совершенно изумительные платья, у мадам других не бывает, но чтобы снять его, придется потрудиться, как милорд и пожелал. Мадам всегда старается исполнить пожелания клиентов, особенно таких, — и девица с намеком улыбнулась. — Если мужчине интересны игры и он хочет, чтобы получить вожделенный приз было сложнее, то кто, как не мадам, в этом поможет? Хозяйке даже понравилось, она разработала целую систему хитроумных крючков и застежек в том числе и на белье. Это будет весело.
  — Правда?
  Я даже не знала, что подумать, потому решила не заострять внимания на новой выдумке Зверя. К чему понадобилось заказывать новые наряды, наверняка дорогие, если я и старые не все еще носила? К тому же никаких опытов проводить я больше не планировала. Никогда! Хватило и одного глупейшего промаха, чтобы понять, насколько по-разному мы смотрим на такую вещь, как поцелуй в целях эксперимента.
  
  А платье действительно доставили вечером. Сперва только одно, но к нему прилагались белье и чулки. На первый взгляд, эти вещи ничем не отличались от предыдущих. Такие же прелестные фасоны, умопомрачительно красивые и из изумительно дорогой материи, от которых невозможно было отвести взгляд.
  — Посмотрите, — горничная держала на руках нежно-голубой наряд, демонстрируя его со всех сторон — Я помогу его одеть.
  — Разве сама не справлюсь?
  — О, это не так просто. Возьмите, подержите, чувствуете разницу?
  Разницы я не чувствовала.
  — Обычное шелковое платье.
  — Оно необычное, — глаза девушки загорелись энтузиазмом, когда она принялась рассказывать об особенностях новой модели.
  — Каждая пятая ниточка этого наряда переплетается с невероятно тонкой проволокой из особого сплава. Он лёгкий, прочный, но его невозможно разрезать даже ножом.
  — Как же из него сшили платье?
  — Сперва были сделаны заготовки, а сшивались они также особой нитью и простой иглой, которая проходила между дырочками материи, минуя прочный сплав. Даже по шву наряд разрезать невозможно.
  — Я так понимаю он и пули не пропустит.
  — Мы больше ориентировались на усложнение процесса снятия деталей туалета, но, полагаю, платье может послужить своеобразной защитой на манер щита.
  Потрясающе! Меня собрались заковать в броню.
  — А к наряду не прилагается металлическая клетка с прутьями из особого сплава? — решила я сострить.
  — О, нет, — не поняла моего юмора служанка, — к нему прилагается особенное нижнее белье.
  — Оно идёт с замочком? — уточнила я, — это пояс верности?
  — Нет, нет, оно крепится к платью с помощью крючков и особых завязок, а чтобы всё распустить и расстегнуть нужно постараться.
  То есть где-то на середине процесса желание все снять уже пропадет. Это тебе не ленточки, за которые потянул, и платье само упало к ногам.
  — И как долго я буду раздеваться, чтобы, например, лечь спать? Может к утру, когда и спать перехочу?
  — Здесь существует своя система, если освоить её, можно избавиться от наряда минут за десять, а если наловчиться, то еще быстрее.
  — То есть милорд не знаком с этой системой? — невинно поинтересовалась я.
  — Он просил ему не рассказывать, — заговорщицким шепотом поведала горничная.
  ‘И смех и грех’, — вздохнула про себя. Хотя с такой защитой до греха , возможно, больше не дойдет.
  Убедиться в собственной правоте выпало позже, когда старательная горничная от мадам Амели обрядила меня в женские латы, замаскированные под красивое платье. Одев, она еще долго кружилась вокруг, восхищаясь умением своей хозяйки и ее чудесным вкусом, рассуждая об именитых клиентках, которые бы убили за такую диковинку.
  — Даже троюродная племянница его императорского величества не пользуется таким расположением мадам Амели, как милорд Кериас, и вынуждена ждать своей очереди. Его же заказ изготовили необычайно быстро.
  — Тронута заботой мадам и милорда, — нехотя отозвалась, устав уже от болтовни словоохотливой девицы. Как мне сейчас не хватало общества моих лучших друзей — книг, которые разговаривали со мной в блаженной тишине. Еще очень хотелось проведать отца, подержать за руку, узнать о самочувствии, но визита к нему я не могла себе позволить. Рассказывать о единственном родном человеке дознавателю даже не собиралась, не хотелось давать дополнительных ниточек контроля в его руки.
  — А теперь можно идти к милорду.
  — То есть? — я так погрузилась в воспоминания об отце, что не сразу поняла фразу горничной.
  — Милорд Кериас вас ждёт. Он просил спуститься в его кабинет, когда вы будете готовы.
  Он что, собрался проводить испытания?
  Ответ на вопрос мог дать только сам дознаватель.
  С огромным нежеланием я спустилась на первый этаж и остановилась возле лестницы, вспомнив, что не знаю, где находится кабинет хозяина. Пришлось искать какое-то время, исключив те комнаты, в которых я уже побывала.
  Открыв очередную дверь, я замерла под внимательным взглядом темных глаз. Как-то разом накатило смущение, и чем дольше Кериас смотрел, тем сильнее хотелось убежать.
  — Заходи, Мышка, не бойся, — нарушил мужчина затянувшееся молчание, — я тебя больше не съем.
  Щеки запылали так, что я ощутила покалывание на коже.
  — Мыша-ханжа, — забавляясь, протянул Кериас.
  — Вовсе нет, — поспешно возразила, лишь бы что-то сказать и избавиться от чувства снедающей меня неловкости.
  — Что же прячешься в норке, словно произошло нечто, из ряда вон выходящее?
  — А не произошло? — тон его голоса и насмешки вызвали волну возмущения в душе.
  — Поскольку ты ещё девственница, все в полном порядке.
  — Ну, знаете! — и как ему не надоест подтрунивать над моей неопытностью, — подобных оправданий собственной развращенности я еще не слышала.
  — Скорее раскрепощенности, Мышка, — с улыбкой парировал наглый императорский родственник и отодвинул для меня кресло.
  Я уселась с самым гордым и независимым видом, на какой была способна, стараясь даже не смотреть в сторону дознавателя, но удержаться от издевки не смогла.
  — Значит, в порядке? Полагаю, даже в порядке вещей. С вами, похоже, подобное происходит каждый день.
  — Очень редко, Мышка! — Кериас положил ладони на спинку кресла и склонился ниже, чтобы прошептать, — лишь когда держу в объятиях обнаженную женщину, которая свела с ума ещё при первой встрече.
  Я переложила руки на правый подлокотник и отклонилась как можно дальше.
  — А таких женщин вы встречаете с завидной регулярностью?
  Зверь хмыкнул, но ничего не ответил.
  — Зачем вы меня позвали? — мне уже хотелось уйти.
  — Затем, чтобы проверить работу Амели. Давай, Мышка, рассмотрим все внимательно, только не сгори от смущения.
  — И не подумаю, — поклялась скорее себе, чем ему. Правда, когда поднялась из кресла и повернулась к мужчине, запал чуточку поутих. В глазах Зверя светилось предвкушение. Возможно, ему было интересно проверить собственную выдумку в действии, но с ним никогда нельзя было знать наверняка.
  — Изумительно, — улыбнулся он, окинув меня взглядом с ног до головы, — Амели, как всегда, на высоте.
  — Ой! — это уже я воскликнула, поскольку не ожидала следующего манёвра, когда широкие ладони уверенно провели по гладкому блестящему шелку, огладив меня сверху донизу.
  — Ай! — снова вскрикнула, когда Кериас таким же способом принялся изучать то, что было надето под платьем, то есть чулки и кружевные шортики.
  Движения были четкими, быстрыми, словно на досмотре, но меня прикосновения все равно смутили.
  — Что вы делаете?
  — Проверяю, насколько ткань отличается от обычной на ощупь.
  — Вы лапаете меня в очередной раз!
  — Какая проницательная Мышка, не хочешь на меня работать?
  — Я уже на вас работаю.
  — Еще и наблюдательная, — хмыкнул дознаватель и искренне восхитился, — Богиня!
  Последнее утверждение адресовалось не мне, так как мужчина добавил:
  — Я готов расцеловать Амели.
  — Используйте такую возможность, когда она будет лежать обнаженная в ваших объятиях, — не упустила я шанса съязвить.
  — У маленькой Мышки растут зубки? — изломил бровь Кериас и плавно поднялся с колен. Ухватив меня за подбородок, он коснулся большим пальцем нижней губы и слегка оттянул, рассматривая зубы. Я не смогла удержаться и куснула наглого дознавателя.
  Он отдёрнул пальцы и тряхнул укушенной рукой, а потом стремительно обхватил ею мой затылок, привлек к себе и прижался к губам. И хотя отпустил почти тотчас же, но было ощущение, словно ураган сбил с ног. И не успела я перевести дух после неожиданного нападения, как мужчина достал нож. Глаза у меня стали шире чайного блюдца, и я поспешно попятилась.
  — Вы этим проверять собираетесь?
  — Угадала, — кровожадно оскалился Зверь, сделав шаг ко мне.
  — Ой, а можно…
  — Не можно.
  — Вы сейчас очень похожи на Призрака. Просто одно лицо.
  — Неправда, — дознаватель продолжал наступать, — у меня лицо жгучего брюнета, а он невзрачная моль.
  — Нож в ладони придает вам сходства. Ох!
  Кериас ухватил за запястье, подтащил меня к себе и развернул спиной.
  — Материя очень прочная, я верю мадам на слово, — я попыталась отобрать у мужчины край юбки, но услышав многозначительное: ‘Не дергайся’, — тут же замерла. Просто когда ощущаешь, как острый кончик кинжала оттягивает край чулок, совершать лишних движений совсем не хочется.
  — Наточенный, — шепотом прокомментировала скольжение холодного оружия вдоль полупрозрачной материи.
  — Прочная, — ответил на это дознаватель и очертил указательным пальцем кружевную тесьму чулок. Я едва сдержалась, чтобы снова не дернуться, но устояла, так как нож переместился к подвязке. Внутри невинных на вид бантиков, которыми крепилась упругая лента, крылись металлические крючки, поэтому недостаточно было просто потянуть за кончик, чтобы распустить. Нож со скрипом скользнул по эластичной материи, и подвязка спружинила обратно, а я вздрогнула.
  — Не больно? — поинтересовался Кериас, легонько проводя пальцами вверх по бедру почти до кружевных шортиков.
  — Нет, — я повела плечами и уточнила, — а можно не гладить меня?
  — Почему? — пощекотало ушко горячее дыхание.
  Ну хотя бы потому что сочетание подобных ласк с прикосновениями холодного металла слишком уж… чересчур.
  — Вы собирались проверять прочность ткани, а не моей кожи.
  — Тогда у тебя самые неподходящие ножки на свете, Мышка.
  — Неподходящие для чего?
  — Для проверки. Слишком красивые и ужасно увлекают.
  — Отвлекают, — исправила я.
  — Да нет. Именно увлекают. Пробуждают исследовательский интерес.
  Я покраснела и решила больше не поддерживать беседу, лишь выхватила из руки увлекшегося дознавателя поднятую до пояса юбку. Вытянув ее в сторону, бросила многозначительный взгляд на нож и стала свидетельницей жуткого акта вандализма, когда сыщик принялся кромсать изумительное платье.
  — Ни следа, — снова восхитился он, закончив попытки разрезать материю по шву.
  — Теперь я могу уйти? — уточнила в слабой надежде, что меня отпустят.
  — Ещё нет, — безжалостно ответил кузен императора.
  Пришлось опять стойко терпеть новые испытания на снимаемость, стараясь не вздрагивать.
  В наряде мадам Амели все было продумано согласно озвученным пожеланиям. К короткой сорочке под платьем с помощью сотни миниатюрных крючков и широкого ажурного пояса крепились кружевные шортики, к ним подвязками цеплялись чулочки с секретными бантиками. Сама сорочка соединялась с платьем многочисленными ленточками. Таким образом, все детали туалеты были связаны друг с другом. Хитроумная система разоблачения, рассказанная мне служанкой, напоминала некий код, не зная которого можно было промучиться с чудесной одеждой немало времени, а разрезать одним махом не смог даже острый нож дознавателя.
  Впрочем, чудесная ткань не защищала от прикосновений мужских рук, и я вздохнула с облегчением, когда проверка подошла к концу.
  — Надеюсь, вы не станете стрелять в меня из своего револьвера или пытаться поджечь материю?
  — Не сегодня, Мышка, — улыбнулся сыщик.
  Повторный вопрос о том, могу ли я уйти, задать не успела, поскольку в дверь постучали. По лицу Кериаса пробежала какая-то тень, но он спокойным тоном пригласил стучавшего войти.
  Я очень удивилась, увидев как в комнату, чеканя шаг, прошли трое мужчин в форме личной охраны императора.
  — У нас приказ доставить леди на бал, — взяв под козырек, заявил тот, кто шагал во главе.
  Мои представления о бале совершенно не вязались с подобным способом приглашения, хотя я ни разу не посещала не то, что императорских, даже обычных балов. Кажется, Кериас тоже так подумал, поскольку уточнил:
  — Нас пригласили танцевать под охраной?
  — Так точно, — отдал честь старший, — и тут же добавил, — его императорское величество велели передать, что приглашают леди посетить дворец, а у вас слишком много дел, связанных с расследованием.
  — Хм, то есть братик обиделся на печать, и я теперь в опале? — задумчиво и так тихо, что услышала только я, произнес Кериас, — как занятно, — добавил он громче, — а если я вам леди не отдам?
  — У нас приказ! — старший встал по стойке смирно, — со всем уважением.
  — Рискнете и попытаетесь забрать? — нехорошо прищурился Зверь и скрестил на груди руки.
  Лица у атрионов стали такие, что я мужчин даже пожалела. Они сперва переглянулись, а потом вновь выпрямили спины, и главный отрапортовал:
  — Никак нет, милорд Монтсеррат, — а затем сконфуженно, что совсем не вязалось с обликом закоренелого вояки, добавил, — за невыполнение приказа нас накажут.
  Мне вдруг стало жаль этих мужчин, таких же заложников своей службы, какой теперь являлась я, хоть и попала в безумный водоворот лишь на время. Для них не повиноваться приказу императора было смерти подобно.
  — Я поеду, — тут же высказала согласие, избегая смотреть в глаза Кериасу, и услышала облегченный выдох, синхронно вырвавшийся у троих атрионов.
  — Правда? — протянул сыщик.
  — Д-да.
  В комнате повисла тишина, а после короткой паузы кузен императора вдруг согласился.
  — Хорошо, Мышка, поезжай, — он отступил, давая мне дорогу, и усмехнулся так недобро, что тотчас захотелось изменить решение. Однако Кериас лишил этой возможности, добавив, — ты и одета подходящим образом.
  Мужчины в форме быстро воспользовались уступкой, пока дознаватель не передумал, а старший поспешно распахнул дверь, пропуская меня вперед. И бросив последний взгляд через плечо, я отправилась во дворец.
  
  Освещенные фонарями улицы, закрытый экипаж, которым правит один охранник, в то время как второй занял место на запятках кареты, полумрак, поглотивший обитые бархатом стены, и мой третий провожатый на сидении напротив. В подобном сопровождении ездить еще не доводилось.
  Я даже не знала, имею ли право нарушить царившее в карете торжественное молчание и задать главе охраняющей меня группы один любопытный вопрос.
  — Извините, — я откашлялась и продолжила, заметив, что мужчина повернул голову и смотрит на меня, ожидая окончания фразы, — скажите, пожалуйста, а разве личная охрана императора не повинуется беспрекословно приказам самого императора?
  Понятно, что вопрос мог показаться странным, поскольку ответ был очевиден, однако я уже во второй раз наблюдала весьма необычное поведение атрионов. Впервые, когда повинуясь слову дознавателя, охранники испарились из его дома, оставив императора наедине с родственником, и сегодня они не решились забрать меня без дозволения Зверя.
  — Так точно, — коротко ответил мой собеседник.
  Пришлось проявить некоторую настойчивость и внести пояснения в свой вопрос, так как нужен был исчерпывающий ответ.
  — Но тогда вы могли не спрашивать разрешения и увезти меня сразу, — я сделала акцент именно на этом, поскольку показалось, что охранник испытывает благодарность за мое вмешательство.
  Знать ответ очень хотелось, и мужчина его предоставил. Очевидно, рассудил, что особе, приближенной к милорду Кериасу, можно разъяснить детали, которые сами по себе вряд ли являлись тайной.
  — Милорд дор Харон амон Монтсеррат — глава службы личной охраны.
  — Ооо, — теперь стала понятна заминка вояк, а также их растерянность.
  То есть главный подопечный приказал исполнить высочайшее повеление даже в случае отказа со стороны главного начальника. Это значило, что Кериас не просто глава сыскной службы. Как тогда упомянули бандиты в подворотне? Зверь не занимался мелкими делами, ну то есть мелкими, с точки зрения человека, ответственного за жизнь и безопасность самого императора. Вот, выходит, в чем дело! Последней жертвой Призрака стал мэр столицы, то есть ставленник императорского дома, фигура очень значимая. Ничто не мешало неуловимому убийце метить намного выше и плести заговор против самого правителя, постепенно подбираясь к нему и устраняя верных сторонников.
  Я, конечно, не была мастером построения логических цепочек, но вывод сделала, основываясь на словах Кериаса. Он упоминал, что во дворце самая сильная защита, через которую Призраку не пробиться. Гипотетически. Ведь убийца спокойно появлялся в разных неожиданных местах и исчезал оттуда необъяснимым образом, а вдруг ему всегда кто-то помогал и это заговор? Да, подобное положение дел любого заставит поволноваться, особенно ответственного за жизнь властителя целой империи, который вдруг проявил живейший интерес к главной приманке для Призрака.
  И ведь, с одной стороны, удивительно, а с другой, император на то и император, чтобы дать указ и не задумываться над способами его выполнения. Как там Зверь справится с поимкой преступника, проблема самого Зверя. А еще здесь отчетливо прослеживалось нечто личное. Властитель явно не испытывал недостатка в претендентках на роль фаворитки, но увидел меня и прикрепил метку, а Зверь ее снял, не ставя кузена в известность. Я понимала, что он исходил не столько из своих интересов, сколько из желания не отпугнуть Призрака, однако владыку подобное не могло обрадовать.
  Вот это я попала! В самый центр интриг. Оказалась внутри такого хитроумного плетения, что даже не представляла, как из него выбраться. Ко всему прочему, император решил, очевидно, не выжидать месяц, раз Зверь взял на себя смелость пойти против светлейшего в его выборе. Это просто западня какая-то!
  — Вам нехорошо? — вдруг уточнил охранник, заметив, как я вцепилась руками в роскошную прическу, сотворенную горничной буквально за десять минут.
  — Нет, нет, все в полном порядке, просто отлично, — и я отвернулась к окну, внутренне готовясь к дальнейшему развитию событий.
  
  — Прошу вас, — меня вели по извилистым абсолютно пустынным коридорам, без окон, с чадящими факелами на стенах. Еще и придерживали под руку, чтобы не споткнулась на выщербленных плитах пола.
  Интересное место, очень похожее на подземелье. Это явно не парадные дворцовые переходы. Что же, на бал теперь пробираются тайком? Или только особые гости, то есть гостьи?
  — Сюда, пожалуйста, — меня провели вверх по ступенькам, открыли тяжелую обитую железом дверь и пригласили в круглую комнату с побеленными стенами и витражными стрельчатыми окнами.
  Выпрямившись по стойке смирно и синхронно опустив головы, охранники императора попрощались и в мгновение ока испарились, оставив меня одну.
  Я в удивлении наблюдала, как закрывается дверь, прячась за старинным гобеленом, а потом огляделась, но не нашла в комнате ни одного предмета мебели, на который можно было бы присесть.
  Подойдя к окнам, коснулась кончиками пальцев затейливой разноцветной мозаики и со вздохом убрала руку. Слова: ‘Не нравится мне все это’, — сейчас прозвучали бы глупо.
  Тихий скрип, признаться, напугал. Я резко повернула голову и увидела, как в комнату входит невысокая сутулая женщина в одежде прислуги. Поклонившись, она повела морщинистой рукой, призывая следовать за ней через вторую дверь, и мы вновь устремились куда-то по пустым коридорам, на этот раз не подземным.
  Когда добрались до цели нашего путешествия, то оказались в просторных светлых покоях, освещенных сотней свечей. Старушка, исполнявшая роль проводницы, с поклоном удалилась, тихо притворив красивую резную створку.
  Новое помещение отсутствием мебели не страдало, а само внутреннее убранство свидетельствовало об очень тонком вкусе и несомненной привычке к роскоши. В отделке преобладали тона зеленого и цвета морской волны. Удобные кресла из полированного красного дерева с золотисто-зеленой обивкой разместились возле круглого столика, большой диван располагался недалеко от огромного камина, отделанного зеленым камнем, а звук шагов приглушал толстый ворс роскошного ковра, чей рисунок по расцветке напомнил переливы павлиньего хвоста.
  И вот пока я сосредоточенно изучала эту расцветку, замерев на том месте, где оставила меня старушка, в комнату кто-то вошел. Дверь за спиной не открывалась, но я отчетливо ощутила чужое присутствие.
  — Дорога была утомительной? — раздался низкий мужской голос.
  Я медленно обернулась. Император стоял чуть левее, поигрывал резной тростью, а его глаза небрежно пробежались по моей фигуре, словно прикидывали примерную стоимость выставленного на обозрение товара.
  — Нет, — ответила и поспешно посторонилась, поскольку сиятельный собеседник прошел мимо к одному из кресел. Он расположился с комфортом и закинул ногу на ногу. Трость уместилась поверх колена, а я только сейчас прикинула, что владыка облачен в роскошный костюм с золотым шитьем и драгоценными камнями вместо пуговиц, который и правда годился для бала, а вот для встречи с моей скромной персоной казался чересчур торжественным.
  Внезапно осознав, что так и не пошевелилась с момента прихода императора, запоздало присела в поклоне, а когда подняла голову, владыка поманил к себе.
  Ноги показались чугунными, когда я делала крошечные шажки, постепенно приближаясь к креслу. Вся поза правителя дышала таким величием и превосходством, что мне непременно следовало проникнуться благодарностью за оказанную честь, только мешало непонимание, с чего я этой чести удостоилась.
  — Разрешаем сесть, — небрежно махнул он рукой, а я огляделась растерянно, заподозрив, что придется устроиться прямо на полу, и только потом заметила невысокую скамеечку, куда и присела, оказавшись буквально у ног императора.
  Он неторопливо протянул руку с зажатой в ней тростью, подцепил мой подбородок и поднял голову, заставляя взглянуть на него. И вот пока Ириаден авин Тартос амон Монтсеррат с ленцой во взоре разглядывал мое лицо, я лихорадочно пыталась догадаться, с чего вдруг такое внимание, что ему нужно и как отсюда сбежать. Все-таки попав вместо бала в личные покои владыки, ощутила себя, мягко говоря, не в своей тарелке.
  — Что же Кериас? — прозвучал неожиданный вопрос, — просто отпустил?
  Я замешкалась на секунду, думая, как лучше сказать, а потому сам ответ прозвучал торопливо:
  — Да, повелитель, — и поспешно опустила голову, избегая встречаться с его взглядом и попутно отстранившись от набалдашника из резной кости, который так неприятно упирался в подбородок.
  У нашего императора волосы были на тон светлее, чем у его кузена, и доставали до плеч, а глаза отличались светло-карим оттенком, но смотреть они умели столь же пристально, отчего становилось не по себе. Мягкости во взоре не было и в помине, как не проявлялась она и в величавых чертах его привлекательного лица.
  А потом властитель вдруг отложил трость и медленно поднялся.
  — Встань, — велел он, а когда я поспешила исполнить приказ, неловко пошатнувшись при этом, поймал меня за локоть, а второй ладонью сжал плечо.
  ‘Проверяет’, — подумалось мне, и судя по лицу мужчины, проверка или вернее попытка вновь отметить выбранную игрушку успехом не увенчалась.
  Он убрал руку, отпустил мой локоть, но уместил вторую ладонь на талии:
  — За ужином беседа протекает более приятно, — спокойно промолвил император, после чего повел меня еще в одну комнату, на пороге которой я едва не споткнулась. В присутствии владыки становилась на редкость неуклюжей, то и дело сбивалась с шага, особенно когда видела перед собой огромную спальню с кроватью королевских размеров.
  Испуганно продолжая переставлять ноги, повиновалась направляющей руке, пока меня не повернули в другую сторону, заметив мимоходом: ‘Так не терпится опробовать королевское ложе?’
  Я непонимающе взглянула в лицо правителя, увидела вопрос в его глазах, с трудом сообразила, что шла именно к кровати, пока он не потянул к окну, и побледнела. Сравнявшись цветом с белоснежными статуями, прятавшимися в альковах просторной комнаты, быстро покачала головой.
  — Мы так и полагали, — проговорил повелитель и отпустил меня, лишь доведя до сервированного столика, прятавшегося в уютной нише и отделенного от остальной комнаты шелковыми занавесками.
  Уставившие стол блюда источали заманчивый аромат, а в высоких бокалах кровавыми бликами играло вино. Повинуясь взмаху мужской ладони, я присела на краешек стула с высокой спинкой, схватила салфетку со столешницы и долго расправляла ее на коленях, не решаясь поднять головы.
  — У тебя есть просьба или пожелание, которое мы могли бы выслушать?
  Кажется, меня решили одарить высшей милостью, но, бросив затравленный взгляд в сторону кровати, я поспешила отказаться. Вдруг озвученная просьба потребует немедленной оплаты.
  — Нет, нет. Благодарю. У меня все хорошо.
  — Ты удивляешь, — растягивая слова, сказал владыка и сделал глоток из своего бокала.
  — Я должна что-то попросить? — уточнила очень тихо и неуверенно.
  — Обычно люди не упускают возможности, получив шанс увидеться с императором, — величественно произнес Ириаден авин Тартос.
  — Мне правда ничего не нужно.
  Император кивнул, холодно заметив:
  — Изменение статуса все еще вызывает восторг, оттого невозможно оценить новые перспективы своевременно?
  — Прошу прощения, ваше императорское величество, я не до конца поняла, — отважившись взглянуть в лицо владыки, натолкнулась на надменный взгляд.
  — Ты прежде работала библиотекаршей?
  — Да.
  — Так что непонятного в моих словах?
  Действительно. Ведь сиятельные мы прямо говорим твоей скромной персоне, что ты жуть как рада превратиться в мнимую любовницу кузена и наверняка не отказалась бы от роли постельной грелки, прикинув возможные выгоды, а тут вдруг сам император обратил на тебя свой благосклонный взор.
  Я протянула руку, схватила бокал с вином и, рискуя пролить жидкость на платье, так как пальцы подрагивали, сделала несколько больших глотков. На последнем едва не поперхнулась:
  — Хорошо ли мой кузен обращается с новым увлечением?
  Отставив вино в сторону, приложила титанические усилия, чтобы изобразить подобие улыбки и выдавить из себя:
  — Просто чудесно, спасибо. Так приятна ваша забота.
  Император пристально посмотрел на меня, но я изобразила самое невинное выражение лица. Правда, маска быстро слетела, когда Ириаден проговорил:
  — Мы рады, что кузену удается себя контролировать.
  Слова о контроле прозвучали неожиданно, и император, кажется, вдоволь насладился отразившимся в моих глазах смятением.
  — Отчего ты не ешь? — как ни в чем не бывало спросил он, удостоив снисходительной улыбкой.
  Я тут же схватилась за ложку, пробуя суп, который наверняка был изумительно приготовлен, однако мне в данный момент показался пресным. Вкуса совершенно не чувствовала.
  Я решилась отложить столовый прибор и вновь поднять глаза на правителя, когда ложка стукнула о дно пустой тарелки. Император едва ли сам притронулся к еде. Он как раз пригубил вино и наблюдал за мной поверх хрустального бокала.
  Откашлявшись, решилась задать вопрос, которого он судя по всему ждал.
  — А разве у милор… у дорогого Кериаса какие-то проблемы с контролем?
  — А разве для кого-то это секрет? — переиначил мою фразу властитель, — или избранница кузена не знает даже его прозвищ?
  — Я…, — что тут можно было ответить? Только правду. — До встречи с милордом никогда не интересовалась придворной жизнью и слышала лишь, как его называли Зверем.
  — Правда?
  — Да.
  — То есть прозвища ‘Сумасшедший кузен’ и ‘Кровавый волк’ для тебя пустой звук?
  Естественно, я не ответила, поскольку сказать было нечего.
  — Прежние пассии Кериаса были в курсе его душевного расстройства. Хотя обычно он выбирал женщин одного с ним круга. Во дворце его приступы ни для кого секретом не являются, — при этих, поистине шокирующих для меня, словах Ириаден небрежно повел плечами и высокомерно скривил уголок рта, — оттого досадней выслушивать глупые жалобы на его жестокость.
  Видимо, император не слишком верил в роль приманки, а просвещать меня насчет кузена доставляло ему особенное удовольствие, однако я едва ли могла испытать наслаждение от нашей беседы.
  — Почему Кровавый волк? — спросила едва слышно.
  Владыка бросил на меня изучающий взгляд, оценил мою бледность и снова поднес бокал к губам. Пришлось ждать несколько изматывающих минут, прежде чем повелитель изволил ответить:
  — Ты слышала о преданности волков? Кериас точно так же предан своей семье. Он вцепится в горло любой опасности и не разожмет зубов, даже если будет издыхать. И столь красивые личико и тело, — император отсалютовал мне бокалом, — не удержат его от того, чтобы бросить тебя в темницу и пытать до потери сознания, если заподозрит измену.
  Оценив эффект от своих слов и мое молчание, Ириаден добавил:
  — Почему бы тебе не попробовать мясо?
  Я быстро подцепила вилкой какой-то листочек, служивший приправой для нежнейшего филе ягненка, которое и без ножа легко разделялось на части, но ела чисто механически, а император потягивал вино, продолжая изучая меня поверх хрустального сосуда.
  Уже когда я разделалась с десертом, попутно отвечая на новые вопросы владыки и демонстрируя при этом крайнее косноязычие и рассеянность, Ириаден вдруг поднялся. Я сообразила, что должна встать, только когда он оказался позади моего стула. Очутившись на ногах, поняла, что лучше бы сидела. Повелитель сдвинул стул в сторону, и я оказалась в тисках его рук, а шагнуть вперед мешал стол.
  — Так и будешь стоять спиной к своему императору? — спросил сиятельный, убирая с моего плеча упавшие на него локоны. Я ощутимо вздрогнула, когда кожи коснулись горячие губы, и взмолилась высшим силам, чтобы сотворили немыслимое, перенеся меня как можно дальше ото всех Монтсерратов, хоть на край света. Выворачиваться сейчас или отталкивать владыку было просто немыслимо, оставалось лишь беззвучно шептать обращения ко всем божествам нашего мира.
  Божества просьбам не вняли.
  В следующую секунду Ириаден резко развернул к себе и зафиксировал мое лицо, чтобы склониться к губам, прильнуть к ним, раскрывая в горячем поцелуе. Всем телом он прижал меня к столу, а руки уже скользили по спине, спускаясь к поясу широкой юбки. Все медленней и медленней, пока не замерли на уровне талии. И вот тогда император отстранился.
  И поцелуй, и прикосновения я стойко вытерпела, не выдав протеста ни единым движением, а потому увидеть гнев в потемневших глазах стало полнейшей неожиданностью.
  — Что это за платье? — цедя слова сквозь зубы, спросил владыка.
  — А… — я не на шутку растерялась. Он ведь еще не пробовал расстегнуть, что же тогда разозлило, — от мадам Амели, — ответила заикаясь.
  Ириаден прищурился, не отпуская моего взгляда.
  — Любимой модистки Кериаса?
  — Да, — пискнула я и выдохнула весь воздух, стараясь хоть так создать толику пространства между нашими телами и отстраниться от разъяренного Монтсеррата. Желание поклясться, будто совершенно не в курсе происходящего, было столь сильно, что с огромным трудом удержалась от попытки оправдаться. Подобные оправдания сродни чистосердечному признанию.
  — И почему ткань обычного выходного платья ‘кусается’, — подцепив мой подбородок двумя пальцами, гневно уточнил владыка.
  — Кусается? — мое изумленное неверие притворством не являлось, наверное, по этой причине раздражение высочайшей особы несколько поутихло.
  Правда, ответом Ириаден не удостоил, вместо этого схватил мою ладонь и провел ее по ткани лифа сверху вниз.
  Я ойкнула от сильнейшего желания отдернуть руку. Ощущение сотни маленьких иголок, впивающихся в кожу, нельзя назвать приятным.
  С ума сойти! Вот же Кериас с мадам изобретатели! Хотя это свойство платью наверняка придумал дознаватель, ведь он так старательно оглаживал меня во время проверки. Еще и скрыл эту деталь, чтобы император не заподозрил нас троих в сговоре.
  — Зная кузена, полагаю, в эту праздничную упаковку, — Ириаден ухватил кончиками пальцев тончайшее кружево и скомкал в кулаке, — он подсунул еще немало сюрпризов.
  Его глаза снова сузились, а потом император вновь прижал меня к себе, чтобы поцеловать, и в этот раз я не смогла сдержаться, дернулась и болезненно застонала, когда владыка прокусил губу.
  Он выпустил из чересчур крепких объятий, от которых трещали ребра, лишь затем, чтобы пройти к бюро из орехового дерева и взять с него инкрустированную перламутром шкатулку. Приложив пальцы к саднящим опухшим губам, я глубоко вдохнула, пытаясь удержать слезы, а повелитель уже поманил к себе. Внутренне содрогнувшись, покорно приблизилась и приняла в дрожащие ладони прямоугольную вещицу, при это император величественно произнес:
  — Передай Кериасу, я заметил сходство. Это мой подарок в обмен на его. И это тоже.
  В следующий момент пальцы императора пробежались по обнаженной коже рук, и меня точно огненной волной захлестнуло. Мигом перехватило дыхание, иссушило горло и задрожали колени.
  Глаза закрылись сами собой в ожидании еще одного поцелуя, и он последовал, такой же болезненный, как и предыдущий. Я ощущала во рту привкус собственной крови из истерзанных губ, но не могла ни взять себя в руки, ни обуздать дикого желания, от которого затрясло все тело. Император приник к моей шее и, показалось, прокусил кожу. Боль от ссадин и синяков, остававшихся после его прикосновений, совершенно не приводила в чувство, напротив, лихорадило еще сильнее. В какой-то момент голова попросту пошла кругом от силы испытываемых эмоций, зубы застучали точно от холода, в груди сдавило, а вся боль разом сосредоточилась в висках, раскалывая голову.
  Тьма заволокла сознание, я пошатнулась, потеряла опору под ногами и рухнула, не ударившись о мраморный пол лишь по той причине, что меня поймали, а далекий голос императора кому-то приказал:
  — Лекаря! Немедленно!
  
  Глава 8.
  
  Все же я не лишилась сознания, потому что слышала произносимые слова и не потеряла способности понимать чужую речь.
  — Ваше императорское величество, — незнакомый мужской баритон плавно заполнил пространство вокруг, мешаясь с тихим гулом в ушах.
  — С каких пор вам требуется столько времени, чтобы дойти до моих покоев?
  — Светлейший император, прошло всего…
  — Мне неинтересны оправдания. Приступайте к своим обязанностям, если не хотите поплатиться за собственную халатность.
  — Сию же секунду. Не опишете ли, что произошло с девушкой?
  — А вы потеряли способность видеть? Лечите!
  — Будет исполнено, разрешено ли мне применять…
  — Разрешено, чертов вы маг!
  — Да, ваше светлейшество. Но не могли бы вы положить девушку, на кровати лечить будет удобнее.
  Ириаден ничего не ответил, но через секунду я очутилась на мягкой перине.
  А потом ко мне прикоснулись чьи-то руки, и по телу побежало тепло. Боль, которая ощущалась на шее, губах, в руках, стала отступать, по мере того, как нарастало покалывание в местах, где оказались синяки и ссадины.
  Я не спешила открывать глаза и проверять, что делает маг, я вовсе отключилась от попыток мыслить и рассуждать, просто брала приятное тепло, устранявшее даже малейший дискомфорт.
  — Закончили? — послышался голос владыки.
  — Да, ваше императорское величество.
  — Тогда оградите меня от этих чертовых эмоций!
  — Прошу прощения?
  — Не принимайте растерянный вид! Или вы плохо рассмотрели, что я с ней сделал?
  — Оградить можно лишь будучи точно уверенным, что это чужие эмоции. Возможно, добавки к еде…
  — Это обычный шафиан!
  На этом слове в мозгу всплыли картинки из книг по редким растениям. Конечно, никто бы и не подумал усомниться, что для императора готовят самые лучшие повара из лучших продуктов, даже используют редкие приправы, но ведь шафиан в какой-то мере являлся афродизиаком, он усиливал физическое влечение. И одно дело, если человек принимал его регулярно и у него вырабатывался своего рода иммунитет, и совсем другое, когда его пробовали впервые.
  — Он, безусловно, безвреден, но на девушку оказал необычное воздействие, как и на вас.
  — Это ее кровь.
  — Простите?
  — Я прокусил ее губу до крови, ощутил вкус и после нахлынули эмоции. Теперь вы достаточно уверились, что они не мои? Это он ее хочет до безумия и теряет контроль. Доставайте ваши препараты.
  — Будет неприятно.
  — Кому-то после сегодняшней ночи будет неприятней вдвойне.
  После этих слов наступила тишина, нарушаемая только звоном склянок с вышеупомянутыми препаратами, а потом маг мягко произнес:
  — Все готово. Приступать?
  — Сперва отправим девушку домой, если ей уже лучше?
  — Определенно, — подтвердил лекарь и коснулся моего лба ладонью, вновь передавая приятное покалывающее тепло, и я поняла, что нет смысла притворяться дальше.
  Открыла глаза, увидела приятного седобородого старичка, который по-доброму мне улыбался, посмотрела в сторону, где стоял император, и вздрогнула, встретив его полный желания взгляд.
  Хлопок в ладоши, и в комнату заглянула охрана.
  — Проводите леди обратной дорогой, — велел владыка, не отрывая от меня взора.
  И пока поднималась с кровати и шла к двери, этот требовательный голодный взгляд неотрывно следовал за мной, отчего ужасно хотелось припустить со всех ног, но пришлось у двери развернуться, поклониться императору и поблагодарить старичка, и только после этого поспешно покинуть королевские апартаменты.
  Охранники проводили меня лишь до дверей, а дальше вновь вела пустынными коридорами знакомая старушка, и снова комната с витражными окнами, где она оставила меня дожидаться других провожатых.
  Набрав в грудь воздуха, я прислонилась лбом к холодному стеклу. Перед глазами расплывались разноцветные стеклышки, сливаясь в одну радужную картинку, напомнившую о найденном когда-то странном камне. Протяжно выдохнув, я отстранилась, сжала в кулаки ладони и охнула, вновь раскрывая правую, на которой сверкал неровными гранями угловатый кристалл.
  Как…?
  Вопрос не успел оформиться до конца в моем сознании, когда вокруг ослепительным роем закружились разноцветные частицы, складываясь в сверкающие стены. Один миг, равный судорожному вдоху, и я оказалась за переливающимися гранями.
  — Здравствуй, Миланта, — улыбнулся мне Призрак, и я все вспомнила.
  — Вы… — в этот раз страха не было, только волнение, которое потихоньку гасло под воздействием удивительного холода, царящего по эту сторону сверкающих стен. Он не причинял мне боли, не щипал чувствительную кожу, как обычный мороз, а, напротив, забирал все тревоги и переживания, оставляя чудесное ощущение покоя.
  В этот раз даже улыбка Призрака не казалась холодной.
  — Я рад видеть тебя снова, — сказал мне хозяин радужных граней, взмахнул рукой, и справа от меня из лучей холодного света сплелся еще один ‘трон’.
  Я села, сложив на коленях руки, прислушиваясь к собственным ощущениям: голову не сдавливало, томительное чувство в груди отступило, а тело больше не дрожало в ознобе после испытанного потрясения.
  — Вы наблюдали за мной все это время?
  — Нет, — покачал головой Призрак.
  — Как же вы пришли?
  — Ты позвала. Каждый раз, как ты активируешь камень, я получаю твой зов.
  — Я не помнила ни о вас, ни о камне.
  — Можешь говорить мне ‘ты’, Миланта. Пока ты сопротивляешься, обе реальности не могут слиться в твоем сознании воедино, одна в твоих мыслях постоянно, вторую ты помнишь на уровне подсознания, но не хочешь принимать ее.
  — Я не знаю, что произойдёт, если приму.
  С Призраком легко было разговаривать, и он слушал внимательно. Я не ощущала отголосков гнева, попыток подавить мою волю, столь свободно я беседовала лишь с отцом.
  — Мой дар даст тебе ответы на вопросы, возможность переходить из одной реальности в другую, когда пожелаешь.
  — Такое возможно?
  — Можешь проверить прямо сейчас. Задай камню вопрос и жди ответа.
  — Он ответит? — я вообразила, что камень заговорит.
  — Он покажет, — с улыбкой ответил Призрак, — спрашивай, Миланта.
  — Хорошо. Я хочу знать, что не поделили Кериас с Ириаденом?
  Одну из сверкающих стен вдруг заволокло белым дымом, а потом она истаяла, явив моим глазам большой кабинет. Окна были открыты, а за ними светилась яркими звездами ночь, ветерок колыхал отдернутые занавески и пламя зажженных свечей, за внушительных размеров столом сидел человек. Я даже сделала шаг назад, когда узнала в поднявшем голову и посмотревшем будто на меня мужчине Ириадена.
  — Он не видит тебя, — отреагировал на мой испуг Призрак, — это будущее, которого еще не произошло.
  — Откуда вы знаете? — спросила его, осторожно делая шаг вперед и словно ступая внутрь озаренной теплым светом комнаты. Все казалось таким реальным, вплоть до выставленных на полках книг, я даже могла прочитать их названия на корешках.
  — Камень отвечает на вопросы, показывая сцены из прошлого или будущего, различить их можно по тому, что картинки прошедшего темнее и подернуты дымкой чужих воспоминаний.
  — А будущее?
  — Оно более четкое.
  — Я могу увидеть даже далеко-далеко вперед?
  — Ты можешь увидеть лишь то, что уже определено.
  На этих словах я удивленно ахнула, поскольку дверь кабинета отворилась и зашел Кериас. Точнее, не он сам, его завели двое людей, что примечательно, одетых не в форму личной охраны властителя, а в темно-бордовые костюмы со странной нашивкой на груди. Таких я никогда прежде не видела.
  Император величественно кивнул, и мужчины покинули кабинет, оставив кузенов наедине.
  Владыка холодно усмехнулся, а Кериас недовольно повел плечами, и я заметила, что его руки скованы стальными браслетами. Не в силах сдержать удивления и любопытства, я обошла дознавателя и пригляделась к браслетам внимательней. Они плотно обхватывали его запястья, ниже золотого аккумулянта, и по ним то и дело пробегали синие искры. Я коснулась одного, но палец прошел сквозь металл, а Зверь вдруг тряхнул головой, и я испуганно отпрянула.
  — Ты осторожничаешь, Рид, — произнес дознаватель.
  — С тобой приходится, Крис.
  Я впервые слышала, как кузены говорят друг с другом таким тоном, на равных, даже употребляя сокращенные имена.
  — Предусмотрительно, — хмыкнул Зверь, — руки так и зудят набить тебе морду.
  Император высокомерно изогнул бровь в ответ на неприкрытое оскорбление, но не спешил вновь звать стражу или грозить непокорному подданному страшными карами.
  — Неужели? — лишь уточнил он.
  — Думаю, ты и сам догадался, — и дознаватель снова повел плечами, демонстрируя, что его запястья скованы. — Одно удивительно, Рид, в нашей паре я являюсь сумасшедшим, так какого черта ты набрасываешься на беззащитную девушку? Прежде не замечал за тобой подобного обращения с женщинами. Зачем ты опоил ее?
  При последнем вопросе в голосе Кериаса отчетливо послышался рык, а в глазах мелькнуло шальное выражение, отчего даже озноб пробежал по коже. Я, забывшись, положила ладонь на мужское плечо, собираясь успокоить, но пальцы вновь прошли сквозь тело дознавателя.
  — Я не собирался заканчивать ту ночь таким образом, и ее реакция на приправу оказалась намного сильнее, — холодно пояснил Ириаден, — а вот насчет моей реакции ты должен объяснить. Что за чертовщина с ее кровью? Стоило ее ощутить, и твое безумие коснулось моего разума. Ты должен сдерживать его, это твоя основная задача!
  — Это сильнее меня. Ее запах успокаивает, а ее вкус возбуждает.
  — Неужели? — император окинул кузена насмешливым взглядом, — не хватает сил себя контролировать?
  — Я предупреждал, не подходи к Миланте.
  — Ты? — император медленно поднялся и упер ладони в столешницу. — Ты ставишь условия своему императору? Идешь наперекор моей воле, посмев нацепить на избранницу специальный наряд? Забываешься, Крис! Ты всего лишь отражение, подобие человека, которого не существовало бы, не будь меня на этом свете.
  Уголки губ Зверя цинично изогнулись.
  — Темнейшее отражение светлейшего императора. Я так виноват, что вы не сдержали собственных чувств, ваше императорское величество, — и рассмеялся.
  — Смеешь поднимать на смех мои слова? — император по-прежнему не демонстрировал недовольства или гнева, только холодное презрение, но от него отчетливо веяло угрозой. И как я поняла секунду спустя — не зря.
  — Три дня в карцере, Крис.
  — В этот раз ты невероятно милосерден.
  Император попросту проигнорировал сарказм кузена и продолжил фразой, стеревшей улыбку с лица Зверя.
  — А Миланта с сегодняшнего дня переезжает во дворец.
  Кериас нехорошо прищурился, а я заметила, как сжались в кулаки руки за его спиной.
  — Плохая идея, — четко проговаривая слова и вновь не проявляя ни малейшего страха перед всесильным правителем, промолвил дознаватель.
  — И у тебя даже найдутся веские доводы? — поинтересовался владыка, вновь опускаясь в свое кресло.
  — Если захочешь услышать, — невозмутимо парировал Зверь.
  Удивительно было наблюдать за их беседой, она напоминала игру в шахматы, где каждый участник делал свой ход. Оставалось лишь ждать, чья партия окажется выигрышной.
  — Говори.
  — Наш общий мертвенно-бледный друг, способный проходить сквозь любые препятствия.
  Судя по промелькнувшему в глазах императора выражению, это был шах.
  — И что наш друг? — заинтересованно спросил он.
  — Может добраться до тебя через нее, — просто сформулировал Кериас.
  Император откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком и задумчиво посмотрел на кузена.
  — И откуда сведения?
  — Остаточный след, который ощутил на ней в моем доме.
  — Даже так?
  Вопрос оказался риторическим, и судя по лицу императора это был шах и мат.
  — Не перестаю удивляться, как ты умеешь сочетать свою волчью хватку с личными интересами. Я всегда отдавал должное твоему уму, Крис.
  — Хорошо иметь в родственниках умного сумасшедшего, — искривил уголок рта дознаватель.
  — Хорошо, — кивнул владыка. — Ты меня убедил. Но столь вопиющая выходка не может остаться без наказания, ты согласен?
  Смысл последнего вопроса не сразу дошел до моего сознания, а потому я удивилась, когда дверь приоткрылась и в кабинет проскользнул давешний старичок-маг. С доброй улыбкой на лице он приветствовал Кериаса точно старого друга.
  — Мой мальчик, — распахнул он объятия, — давно не видел тебя во дворце.
  — А, мясник, — протянул Кериас, уклоняясь от рук старичка. — Был бы рад не видеть тебя еще дольше.
  Я впала в еще большую растерянность от непонятного прозвища и явного отвращения, что демонстрировал в присутствии дружелюбного мага дознаватель.
  — Ваше императорское величество, — старичок с грустью отвернулся от не оценившего душевный порыв Зверя и слегка поклонился, — вы велели прийти.
  — Скажите, давно ли у кузена были срывы? — поинтересовался император.
  На этих словах Кериас ощутимо напрягся, а я заметила, как побелели костяшки его сжатых в кулаки пальцев.
  Старичок обернулся, и куда только пропала его добродушная улыбка? Взгляд стал острее, и он просканировал неподвижного Зверя сверху донизу.
  — Сила милорда растет, он справился с двумя приступами и последний удержал не так давно.
  — Пора дать моему брату возможность выпустить пар, не находите? Помешательство такая непредсказуемая вещь, непонятно, когда настигнет.
  Старичок снова поклонился и ответил:
  — Как прикажете, владыка. Но я вынужден предупредить, что последние попытки обуздать безумие стоили милорду очень больших усилий, к тому же он потратил энергию на некое крайне сложное заклинание, его защитная оболочка сильно истончилась. Спровоцированный приступ может серьезно пошатнуть здоровье и причинить слишком сильную боль.
  На это император пожал плечами, словно говоря, что он все принял к сведению, но не видит причин отменять приказ.
  Маг распрямил плечи и подступился к дознавателю, беря в тиски рук его голову.
  Кериас не вздрогнул и не сделал попытки отшатнуться, он ни словом, ни жестом не выдал ни одной эмоции, которые в данный момент им владели. Но мне показалось, что я слышу хруст сжимаемых с нечеловеческой силой пальцев, а еще возникла стойкая ассоциация с сильным зверем, которого охотники загнали в ловушку и ранили острыми копьями. А главный из звероловов хладнокровно за этим наблюдал.
  Точно в ответ на мои мысли мелькнувшая на лице Кериаса шальная ухмылка превратилась в настоящий оскал.
  — Желаю тебе сгореть в том пламени, Рид, на которое обрекаешь меня, — а в следующий миг глаза дознавателя заволокло темной пеленой, он запрокинул голову, а картинка комнаты смазалась и поплыла, подернулась белым туманом, и уже издалека до меня долетел нечеловеческий вой.
  — Стойте! — я дернулась, но комната уже пропала, а передо мной вновь переливалась разноцветными искрами полупрозрачная стена.
  — Камень ответил на твой вопрос, — прозвучало позади.
  — Что? — еще не до конца придя в себя, я обернулась, вспомнив, наконец, в какой реальности нахожусь. — Он не ответил, он показал… показал какой-то кошмар!
  — Это ответ. Ты спросила, что не поделили эти мужчины, они не поделили тебя.
  — Невозможно! Они не могли возненавидеть друг друга из-за меня, однако их взаимная неприязнь ощущается так отчетливо. Вы же сами видели.
  — Я видел страх. Страх того, кого не мучил огонь.
  — То есть вы… вы об императоре? Он опасается Зверя? Но владыка всесилен. Он только что доказал это, заставив Кериаса страдать.
  — Он хочет управлять, — спокойно заметил Призрак, — но сложно повелевать тем, чья воля слишком сильна, как и нельзя подчинить страхом того, кто не боится. О причине противостояния камень рассказал честно. Он не обманывает, Миланта, никогда.
  — Не могут император и его кузен так ссориться из-за меня. Я обычная, простая библиотекарша. Пусть даже сейчас меня и превратили в такую… куклу, но я не гожусь на роль коварной соблазнительницы, из-за которой мужчины забывают даже о долге. Та же мадам Амели даст мне сто очков вперед. У них было что-то в прошлом, и я об этом спрашивала.
  — Нужно задавать правильные вопросы, — улыбнулся Призрак и медленно поднялся. — Извини, Миланта, но больше я не могу держать грани. Приходи еще, когда решишь, что готова принять обе реальности, тогда ты будешь помнить.
  Стены заискрились так ярко, что я зажмурилась, а когда открыла глаза, перед моим взором сливались в разноцветное пятно стеклышки витражного окна, голова гудела, хотя лечение императорского мага вроде бы принесло облегчение. На душе было тяжело, а ужин у владыки оставил после себя тянущее чувство страха в душе.
  Когда позади отворилась дверь подземного хода, а вернувшиеся охранники попросили следовать за ними, я с большой охотой исполнила их просьбу. Ничего так не хотелось сейчас, как побыстрее покинуть дворец.
  
  В доме давно погасли огни, ведь утро еще не вступило в свои права, хотя ночь была на исходе. Личная охрана императора оставила меня на ступенях особняка и, отвесив еще один поклон, поспешила удалиться.
  Я вошла в просторный холл, подошла к лестнице и хотела уже подниматься наверх, когда вспомнила, что в руках у меня та самая шкатулка, переданная в дар Кериасу от императора. Ее вложил мне в ладони глава стражи, когда уходил.
  ‘Просто оставлю на его столе в кабинете’, — решила про себя и тихонько направилась в сторону рабочей комнаты дознавателя.
  Осторожно повернув ручку, я приотворила тяжелую дверь, сделала шаг вперед и, ойкнув, замерла. На меня удивленно смотрел сам хозяин кабинета, который, оказывается, и не думал спать, а сидел за большим столом, заваленным грудой бумаг.
  — Вы даже по ночам работаете? — не нашла ничего лучше, чем задать очевидный и не требующий ответа вопрос.
  — Может, это такая манера отдыхать? — уточнил у меня Кериас, — ну или дежурить на случай, если любопытная Мышка сунет сюда свой носик.
  — Я не совала вовсе! Не имею привычки обшаривать ночами чужие кабинеты.
  — Правда? — уточнил дознаватель, явно потешаясь надо мной, — тогда я все же уснул, а ты мой очаровательный сон.
  — Вовсе не сон! Я зашла, лишь чтобы отдать вам подарок императора. Точнее, хотела оставить на вашем столе.
  С этими словами я прошла вперед и водрузила шкатулку на гладкую столешницу.
  — Как мило, — склонив голову набок и рассматривая подношение, заключил дознаватель, — я бы даже сказал, сентиментально.
  — Он просил передать, что видит сходство, — раздраженно повторила слова владыки, все еще не отойдя от подозрений сыщика. Я бы ни за что не стала рыться в его вещах!
  — Видит, — медленно повторил за мной Кериас, а его шутливый тон разом исчез, словно его не было и в помине.
  — Мужчина подвинул к себе шкатулку, откинул крышку и достал книгу в тисненой кожаной обложке.
  Я удивленно наблюдала, как он изучает подарок тяжелым взглядом, а потом словно нехотя открывает. Стоило Кериасу лишь коснуться пальцами краешка переплета, как книжка открылась сама примерно посередине. Признаюсь, меня мучило любопытство и о загадочности послания, и о том, почему им стала именно книга, но как только увидела помрачневшее лицо дознавателя, тут же передумала задавать вопросы.
  — Отчего не идешь спать, Миланта? — глухо поинтересовался у меня Кериас, все еще не отрывая взгляда от раскрытого подарка, — послание достигло цели.
  И то, как он это сказал и как при этом смотрел в книгу, заставило мои ноги буквально примерзнуть к полу. Что он там увидел?
  — А ты знала, Мышка, что когда сгораешь от любопытства, у тебя кончик носа удлиняется?
  Что? Я тут же схватилась за нос, но быстро опустила руку, поймав ухмылку дознавателя. Надо было тотчас же пожелать ему спокойной ночи и гордо удалиться, вернув Кериасу холодную усмешку и продемонстрировав, что их с императором тайны меня не волнуют. Однако они волновали и теперь особенно сильно, поскольку затронули мои интересы и даже жизнь, сделав заложницей сиятельных решений.
  — Так сильно хочешь посмотреть? — поднял брови дознаватель, наблюдая за внутренней борьбой, которая явно отражалась на моем лице. — Ну иди сюда.
  И он развернул книгу и резким толчком сдвинул ее на край стола, чтобы мне не пришлось его обходить.
  Шаг за шагом я приблизилась и пригляделась к желтоватым листам явно старого издания, а потом от удивления склонилась ниже, стараясь рассмотреть детали.
  Это было некое жизнеописание особенно выдающихся личностей нашей империи, поскольку на обеих страницах шли биографии разных людей, а к каждой прилагался портрет. Первый лист полностью занимала история жизненного пути некоего барона, первооткрывателя западных земель, которые до его изысканий считались бросовыми и непригодными для обитания. На следующем листе поместились две биографии поменьше. Та, что занимала больше половины страницы, опять же принадлежала известному мужчине-историку, чье имя мне доводилось слышать. А вторая, как ни странно, касалась женщины, хотя мало кто из представительниц слабого пола обладал столь незаурядными способностями, чтобы быть включенными в издание, хранящееся в императорской библиотеке.
  Сперва я прочитала имя — Инесса Асвальди, и наряду с фамилией в голове всплыло воспоминание об известнейшем музыкальном театре нашей столицы — Асвальдский дом музыки или по-простому Асвальди. Впрочем, всколыхнувшееся любопытство было утолено, когда я увидела чуть ниже строчку ‘Золотой голос империи’. Эта женщина была певицей и именно была судя по датам рождения и смерти. Она ушла из жизни довольно молодой в возрасте двадцати с лишним лет, при этом за время короткой и головокружительной карьеры настолько поразила собственным талантом современников, что в ее честь назвали лучший театр. А вот следующие строчки заставили меня буквально замереть и перечитать их заново: ‘Первая фаворитка только взошедшего на престол императора Ириадена авин Тартос амон Монтсеррат’. Затем еще несколько предложений о весомом вкладе в развитие музыкальной культуры империи и основании целого музыкального направления, а последняя строчка о гибели певицы в результате несчастного случая. На этот раз я изучила дату не вскользь, а прикинула, что некое трагическое происшествие имело место лет десять тому назад.
  Подняв голову, я посмотрела на сосредоточенного Кериаса и снова подвинула книгу к нему. К сожалению, портрет, отпечатанный в ней, был небольшим и слишком темным, чтобы внимательней изучить черты изображенной девушки, а еще представленной информации оказалось недостаточно для понимания.
  — Удовлетворила любопытство, Мышка? — серьезно поинтересовался дознаватель, и пусть вопрос прозвучал невозмутимо, но ощущалось в его голосе и манере говорить нечто, указывающее на полное отсутствие демонстрируемого спокойствия.
  Я покачала головой. Лучше навлечь гнев мужчины, но разобраться, в конце концов, в тайнах прошлого.
  — Нет, я поняла лишь, что император прислал вам книгу с биографиями известных людей и что намекал, скорее всего, на эту женщину, свою первую фаворитку. Однако я не вижу сходства, и понимания от этой информации не прибавилось.
  Кериас как-то устало прикрыл глаза, провел ладонью по лицу, потом вдруг поднялся почти неуловимым движением и прошел к одной из стен. Коснулся ее ладонью, послышался щелчок, часть стены выдвинулась, превращаясь в искусно скрытый тайник, который реагировал судя по всему именно на магию императорского кузена. Затем из его глубин была извлечена одна из папок и брошена мне. Именно не передана, не положена на край стола, а вот так отправлена по воздуху, чтобы в итоге притормозить и зависнуть над моими вскинутыми вверх ладонями.
  Осторожно дотронувшись до парящей папки, не успела подхватить ее, когда чары левитации рассеялись. Она упала, и часть листов рассыпалась по полу, а я присела, чтобы быстро собрать их обратно и снова выронить, громко охнув и подхватив лист плотной бумаги с отпечатанным на нем портретом.
  Большие темные глаза, обрамленные густыми ресницами, длинные перекинутые через плечо волосы, цвета тягучего темного шоколада, белая кожа и изящные черты лица. Более изящные и гармоничные, чем у меня. Да и красота девушки была явно дарована ей самой природой, а не тщательно отшлифована мадам Амели, однако нельзя было не заметить сходства, сходства между мной и той, кого называли золотым голосом империи и первой фавориткой императора.
  Захотелось застонать и вцепиться руками в волосы, выкрашенные в чужой цвет.
  Ну почему эта модистка тогда просто не махнула на меня рукой, не дала первое попавшееся платье и не выгнала из своего салона? Мадам Амели оказала медвежью услугу, явив миру облик, крывшийся под невзрачной внешностью библиотечной мышки.
  Дрогнувшей рукой я медленно положила портрет в папку, старательно контролируя собственное желание перевернуть его лицом вниз, потом подтянула другие листы с различными данными, вплоть до того, где родилась и провела детские годы императорская избранница. А на последнем листочке я совсем забыла как дышать и снова перечитала бросившиеся в глаза строки: ‘Инесса дор Харон амон Монтсеррат, урожденная Асвальди, погибла в результате несчастного случая в родовом поместье семьи после обрушения одного из перекрытий’.
  Все. Вот тут наступил такой сумбур в голове, что перед глазами появились и поплыли разноцветные круги.
  Дор Харон — имя рода, к которому принадлежит Кериас. Но как подобное возможно, если Инесса являлась фавориткой императора?
  Медленно, невероятно медленно, я все же сгребла листы в одну кучу, засунула в папку, поднялась на ноги, прижав объемное досье к груди. Выпускать из рук не хотелось, хотелось забрать наверх, закрыться в спальне и пересмотреть все, вчитываясь в каждую строчку, в каждый пункт, рассказывающий о чужой жизни незнакомой мне женщины, чья судьба неожиданным образом повлияла на мою.
  — Отдашь? — протянул ладонь Кериас.
  Не знаю, что на меня нашло, но я покачала головой.
  — Ты узнала достаточно, и любопытство теперь удовлетворено, — с легкой досадой произнес дознаватель, а в следующий миг папка вырвалась из моих рук, взмыла высоко и, описав круг, вернулась в тайник. Щелкнул замок, и стена вновь стала цельной, скрыв потайное отверстие.
  Кериас направился к двери, отворил ее и приглашающим жестом указал мне на выход. Вот так относительно вежливо, но непреклонно, велел покинуть его кабинет.
  Я подошла и остановилась на самом пороге, чтобы спросить:
  — И она настолько хорошо пела, что вы оба до сих пор забыть не можете? Император шлет вам книгу, чтобы кровь попортить, а сам при этом пытается сделать меня собственной фавориткой. Все лишь потому, что я умудрилась напомнить внешне женщину, погибшую десять лет назад?
  — Она пела как ангел, или вернее будет сказать, как морская сирена. При звуках ее голоса люди забывали себя. Этот ответ устроит тебя, Мышка?
  — Устроит, если вы отпустите меня на все четыре стороны. Хотите ту девушку, загримируйте под нее кого-нибудь другого!
  — А с Призраком ты сама справишься? — совершенно спокойно и словно мимоходом поинтересовался Зверь. Его заявление немного сбило с толку, и я не сразу нашлась, что ответить.
  — Тебя привезли сюда для защиты от него в первую очередь, а если вдруг не устраивает сходство с моей бывшей женой, то поверь, вы абсолютно разные люди.
  В следующий миг меня обхватили за плечо и развернули к выходу, но только я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться со своими эмоциями, и шагнула прочь, как пальцы Кериаса сжались крепче, удержав на месте.
  — Так, стоять! — велел сыщик.
  Он склонился ниже, зачем-то рассматривая ворот моего платья, потом резко выдохнул и, схватив теперь за оба плеча, легонько встряхнул.
  — Твоя кровь или его?
  — А?
  — Кровь на вороте платья твоя или императора? Ты ударила его или он обидел тебя?
  — Он меня укусил, — зло выдохнула в лицо напряженного дознавателя. — Намеревался поставить метку, но не сумел, имел на ночь свои планы, но догадался, что выставит себя дураком, не справившись с платьем. Он решил отпустить меня к вам, приложив к основному подарку, но прежде хотел оставить метку на губах, чтобы вы видели, а потом…
  Я сжала зубы, пытаясь вернуть самоконтроль, и перевела дух.
  — Что потом?
  Кажется, зубы сжимала не я одна.
  — Потом он потерял голову.
  — Так как ощутил вкус твоей крови?
  — Да.
  Я прямо посмотрела в лицо дознавателя, которому, кажется, больше объяснений не требовалось. Он глубоко вдохнул, выдохнул, потом снова и, наконец, вымолвил: ‘Я решу этот вопрос’.
  — Набьете ему морду? — сыронизировала я.
  — У представителей охраны императора магически ставится блок — невозможность нанести вред правителю, если только ценой собственной жизни, — пояснил Кериас и вдруг добавил, — ты устала, Мышка, иди.
  Его руки скользнули по моим плечам, выпуская, а я вздрогнула.
  Сердце забилось быстрей. Я сглотнула и попыталась перевести дыхание, но не справилась с собой.
  Вновь, как в случае с владыкой, в теле вспыхнул огонь. Он молниеносно разнесся по кровотоку и вызвал такое невозможное томление и страсть, о существовании которых я раньше не догадывалась. Мне казалось, что лекарь излечил последствия, вызванные шафианом, но он, видимо, лишь наложил слабые чары онемения. Сейчас точно морозная корочка трескалась в груди, освобождая бешено забившееся сердце, из меня выходил холод, сменяясь горячечной дрожью.
  Я попросту не могла удержать собственных ладоней, которые легли на широкую грудь напротив, оглаживая проступавшие под черной майкой мышцы, чувствуя тепло, которое перетекало в мое тело, согревало и побуждало прикасаться вновь и вновь. И мне невыносимо хотелось поцелуя, а Кериас медлил, нахмурив брови и пытаясь определить, что со мной происходит. И много времени ему не потребовалась.
  Быстро перехватив мои запястья, Кериас наклонился и забросил меня на плечо, а потом стремительно понёс к лестнице и также быстро взбежал по ней наверх. Добрался до моей спальни и отворил дверь даже не магией, а ударом ноги.
  Все его действия я фиксировала краем сознания, поскольку от нарастающего желания пришлось вцепиться зубами в руку, в ту самую, которая так и норовила прогуляться по мощной спине. Ведь отчетливо понимала, что это все ужасная приправа, именно из-за нее я готова броситься на шею любого мужчины, и гадкий император не мог придумать ничего хуже, чем подсунуть Зверю меня вот в таком состоянии. Сразу вспомнились его слова: ‘Это мой подарок в обмен на его. И это тоже’. Последнее ‘Это’ явно подразумевало одурманенную шафианом меня, хотя владыка мог и не предвидеть столь сильной реакции. Наверное, хотел раздразнить Зверя, помня о его запрете не прикасаться к невинной Мышке.
  — Ой!
  Кериас бросил меня на кровать и хотел выпрямиться, а я вцепилась в его шею, как утопающий хватается за борт спасательного плота.
  — Миланта, — с очень недоброй интонацией проговорил еще один Монтсеррат на мою голову и принялся разжимать мои пальцы, а я… Я смотрела в его глаза и замирала, млела, таяла, изнемогала и испытывала восторг оттого, что он рядом. Он! Такой невероятный, красивый, сильный, такой, что просто дух захватывает и сердце бьется иступлено от собственной смелой просьбы: ‘Поцелуй меня’.
  Кериас с трудом, но все же разжал мои руки и попросту отпрыгнул от кровати, проигнорировав и просьбу, и безмолвный порыв, когда всем телом подалась к нему в сумасшедшем стремлении вновь прикоснуться.
  — Так, Мышка, — хрипло проговорил он, откашлялся и, очутившись возле круглого столика, схватил с него графин. Быстро налил воды в стакан, щедро расплескав жидкость вокруг, — тебе нужно выпить это и успокоиться, — заявил он и махом осушил стакан.
  Следующая порция воды тоже расплескалась, зато оставшаяся часть досталась мне со словами: ‘Пей’.
  Я потянулась к хрустальному сосуду и вновь застыла, не в силах оторвать глаз от этого мужчины. У меня от взгляда на него по коже пробегали мурашки и губы пересыхали от желания поцеловать. Я проводила по ним языком, но кожа мгновенно трескалась снова. Наверное, нужно все же выпить, потому что в горле саднит нещадно, но… Коснувшись сжимавшей стакан руки, вновь позабыла о своем намерении, а вместо этого погладила сильные пальцы, мечтая, чтобы они также нежно прикасались ко мне, сперва трепетно, осторожно, а потом все решительней, все откровенней…
  Мужская ладонь легла на мое запястье, обрывая мечты, сжалась стальным обручем и отвела руку в сторону. А потом бережно, но непреклонно переместилась на плечо в попытке удержать меня на месте и напоить водой, даже если я этого не захочу. Я ничего против не имела, честно, но… но схватилась за его руку, прижалась щекой к ладони и, повернув голову, поцеловала.
  Вся так и не выпитая вода пролилась на кровать, а несчастный стакан отлетел к стене и разбился. Я тоже отлетела, но не к стене, а спиной на покрывало, и, к удивлению, не растерялась под стремительным натиском, не помыслила отстраниться, а вцепилась в густые черные волосы и с наслаждением прижалась к широкой груди, отвечая на упоительный поцелуй.
  Наконец-то жар, мучивший меня, получил выход в прикосновениях и ласках, и безумно приятно было дрожать от чувственных поцелуев и жадных поглаживаний, слышать хриплое дыхание, ощущать, как в мужской груди тоже рождается стон и вырывается наружу одновременно с моим, а затем стихает, погаснув под напором вновь встретившихся губ.
  А потом раздался треск материи, короткое ругательство и ладони Кериаса уперлись в покрывало по обе стороны от меня, и тяжесть мужского тела внезапно исчезла. Однако стоило лишь раскрыть глаза от разочарования, как его взгляд опалил, заставил судорожно сглотнуть и вновь приоткрыть губы в предвкушении.
  — Чертово платье отлично работает, — выдал Зверь, не спеша вновь склоняться ко мне, — надо будет отблагодарить Амели.
  ‘Отблагодарить’ прозвучало синонимом слова ‘казнить’.
  — Все, Мышка, — с трудом переводя дыхание, добавил дознаватель, — запираю тебя в этой комнате, чтобы не вздумала из нее выбраться.
  — Что?
  — Спать, я сказал, пока действие отравы не пройдет.
  — А как же поцеловать меня?
  — А чем я только что занимался? Если бы не этот капкан, уже бы не только целовал.
  В другое время я бы смутилась, одумалась, спросила себя: ‘Что я творю?’ — но сейчас была сама не своя. Ведь нельзя сперва подарить удовольствие, выпустить наружу снедающий тело огонь, а потом сказать: ‘Спи до утра’. Мне же физически плохо становилось без поцелуев, поэтому и следующий вопрос, который задала, показался логичным:
  — А еще?
  — Больше не могу, — буквально прорычал Зверь, — иначе начну разгадывать код на чертовом платье.
  — Я подскажу, — с радостью ухватилась за эту мысль, — если потянуть крюч… — рот внезапно закрыла широкая ладонь, которую тут же сменил шелковый платок, вмиг извлеченный из кармана дознавателя. Его повязали на крепкий узел, а едва я попробовала стащить, как руки тоже связали. Просто в мгновение ока перевили лентой для волос, до этого спокойно лежавшей на тумбочке, а другой ее край скрепили узлом на спинке кровати.
  — Ммм…
  — Все, Мышка, отдыхай, а я сейчас пойду и прибью кого-нибудь. Давно с ребятами не прочесывали злачные места.
  — ММ!
  — Узлы развяжутся, когда я буду за дверью и запру ее на… амбарный засов, да, еще заколочу, пожалуй. Пусть слуги гвозди вытаскивают, пока я в отъезде.
  — Мм! — дернула со всей силы руками, сверля дознавателя взбешенным взглядом, он же предпринял тактическое отступление в сторону двери.
  — Мышка, — развел руками Кериас, замерев у стены, — помочь я могу только одним способом, но завтра утром ты будешь готова за это убить. Так что спи, прелесть.
  И скрылся за дверью.
  Как только она захлопнулась, с той стороны донесся стук, а с меня сразу слетели и лента, и платок.
  Соскочив с кровати, я подлетела ко входу и заколотила по деревянной поверхности кулаками.
  — Кериас!
  — Не выпущу, Мышка, — раздался приглушенный голос дознавателя.
  — Ты гвозди в дерево магией загнал?
  — Да.
  — Где ты их взял?
  — Из двери напротив. И вытащить их можно только вручную, так что я теперь внутрь не попаду, даже если очень захочу.
  — А окно?
  — Высоковато, не хотелось бы что-то себе сломать. До встречи, Мышка. И, приложив ухо к двери, я услышала звук удаляющихся шагов.

Оставить комментарий

Все поля обязательны для заполнения.